Флейтистка на часовом холме
Шрифт:
Он показал ей открытки, виды того города и других местностей той страны, где она жила… Показал какие-то свои фотографии на улицах Германии и Турции… Она живо реагировала — О!… А это?… Что это за здание?… Лазар, но ведь это же Кёльнский собор!… Айя-София!… Какая улица… Это сейчас носят такие платья?… Интересно-о… Он коротко рассказал ей о своих браках. Но о смерти своего сына не стал говорить… Сказал, что работает в конторе фирмы, занимающейся экспортом молочных продуктов… Он ведь по образованию — бухгалтер… Почти… коммерческое училище в Шехе он так и не закончил… Да, в сущности, он и не работает в конторе фирмы… Это так… Но он не стал, конечно, сейчас с ней обо всем этом говорить… Он показал ей фотографии своих дочерей… Зятьев… внуков… У него было четыре дочери от трех браков… Старшая, Анна, живет в Германии, в таком городе маленьком — Вернигероде… Там наша типография… Дочь работает в редакции нашего журнала… Это наш митинг в Анкаре… Вот… это еще две дочери… Маргарита-Гёзде и Масимила-Седеф… Живут в Анкаре… Видишь, мы снова стараемся
Он шел в город пешком через сады… Сколько всего в жизни… не имеющего значения!… Когда в Анкаре организуется центр… А где-то в Германии взлетают на воздух два микробуса (с пассажирами, естественно!), и что-то там еще взрывается… И скромный гражданин, бухгалтер Лазар Ташев, случайно оказавшийся в Германии, оказывается в тюрьме… А он ничего не взрывал!… (Правда, не взрывал!)… А болгарская пресса начинает возмущаться и требовать свободы для бухгалтера Ташева… Закручиваются какие-то шестеренки… Отвешиваются церемониальные поклоны… где-то на уровне правительств… Одна из газет города Сливена, редактор которой… ну да… в общем признает, что на территории Болгарии живут эти самые рока… Но они — болгарские граждане!… И… имеют право… права… на гражданские свободы!… Вот!… Свободу болгарскому гражданину рока Лазару Ташеву!… случайно оказавшемуся бухгалтеру… Начинается очередное журналистское расследование… Собственно, ничего и не надо расследовать! Надо просто замолчать дурацкие действия этих кретинов из конторы «Черные всадники»… Замолчать! Взять к ногтю!… И всё удается, как ему хотелось!… Анкарский центр легализован!… Эх!… Такие игры были… Но ведь нельзя жить, существовать совсем без чего-то живого! В тюрьму ему передают фотографию дочери, четырехлетняя девочка стоит, высоко и прямо подняв ручки, выражение личика напряженное… Моя сладкая!… На обороте сама написала своими пальчиками: «Татко! Виж, колко сым голяма! Ваня.» (…Смотри, какая я большая!..)… Она всегда была как солнышко!… Когда он первый раз взял ее на руки… нет, забыть сына невозможно… Но меньше стало болеть… Вдруг он подумал, что надо показать Марине фотографию Вани… Но почему-то не хотелось, почему-то переламывал себя… Может быть, потому что это его любимый ребенок, и мать этой девочки он и сейчас любит… Если бы сейчас пойти домой, а не в этот осточертевший гостиничный номер… Нельзя!… И противно — он даже не знает, насколько нельзя, насколько можно… Стар стал… Играют мною… Посмотрим!…
…Марина схватила эту фотографию… Глаза широко раскрылись… Вот…. это его дочь… младшая… любимая… Он сказал… Лазару показалось почему-то, что показывая ей эту фотографию, рассказывая о девочке, он становится совсем беззащитным, как человек, раскрывший другим свое самое дорогое, одно-единственное… Ему показалось, что сейчас он доверил Марине очень многое; он показал, что почти любит, доверяет ей… Она вдруг на мгновение прижала фотографию к щеке… Он дрогнул… он сам так делал… Фотография дочери как будто всегда излучала тепло, такое живое, нежное, тонкое-тонкое… — Вот… здесь ей 19-ть лет… — Какие у нее черные светлые глаза!.. — Так вот… — теперь он смутился, будто показывал ей созданное им чудесное творение… — Лазар! Я ее видела!… То чудо… она была… Она похожа на меня, правда? (выговорила очень быстро)… Лазар опять ощутил какую-то гадливость — когда она это сказала — его девочка и это… существо несчастное… — Лазар! — этот слабый хриплый голос — Я была очень красивая… Ты не веришь мне… но это было… Ты мне позволишь увидеть ее?… Я всё для тебя сделаю! Я поеду с тобой!… В Анкару! Куда захочешь!… Я буду Флейтисткой, буду делать всё, что ты скажешь, только бы видеть ее!… хотя бы иногда!… У меня никого нет!… кроме нее…
Лицо мокрое от слёз… На губы течет из носа… Беспомощная, как ребенок… Но эта беспомощность, милая у ребенка, вызывает гадливую какую-то жалость, когда видишь такое у взрослого… Она чуть закинула голову, чтобы не текло из носа… Теперь ему совсем не хотелось, чтобы она встречалась с его дочерью… Чтобы Ваня соприкасалась с чем-то таким болезненно-неестественным — нет!… И так он не может отговорить ее от этого дикого намерения стать психиатром… Так не хотел он, чтобы она училась медицине… Но пусть хотя бы чужие люди, пациенты… А не Марина!… И вдруг ощутил потребность поиронизировать над собой — «Значит, не хочешь, чтобы твоя любимая дочь видела Флейтистку?! Ну да, ту самую Флейтистку, о которой ты столько рассказывал, внушал такую любовь, такой восторг… Святыня народа!… Но самое странное, что девочка испытала этот восторг… Непонятно!… Когда смотрела на это… существо, испытала восторг и радость…»
— Марина! — осторожно говорил. — И
— Марина!… Она в полной безопасности… У нее всё будет хорошо!… Она хорошо себя чувствует!… Ты лучше побереги себя!… И не плачь!… Я не хочу, чтобы моя дочь видела тебя такую!… Марина всхлипнула и потянула носом… — Марина! Завтра отдохни!… Подумай! Успокойся!… Послезавтра я приду и буду говорить о том, чтобы тебя выписали!…
…снова шел пешком… по тропинкам… под деревьями… складывал ладони горстью… вглядывался в лицо дочери… Маленькая!… Вдруг остановился резко… его качнуло… оперся о ствол, чтобы не упасть… Это была правда!…
Ему было немногим больше 30-ти, ей было лет 18-ть… И он видел ее… Ту, сделанную Римиани, фотографию… Ему показали… так, мельком… Сфотографировали тайком Флейтистку… Обнаружили, раскрыли одну из резиденций дель Позо… Всё, что произошло после с Мариной, то, что ее увезли… в другую страну… все больничные мучения… всё было связано с той фотографией… Он поднял руку… медленно… поднес фотографию близко… смотрел на лицо дочери… Это лицо той Марины… Девушка с распущенными волосами… на террасе открытой… Такие нежно сияющие глаза… беззащитность и улыбка, чуть недоумевающая… Такая яркая чернота волос и бровей, потому что яркая белая блузка… Ваня… Марина!… Куда исчезла та фотография Марины?… Ведь он ее видел!… Ведь он тогда снова любил ее! По-новому! Эту взрослую девочку… любил!… Твердо решил найти… Почему он забыл?… Кто взял эту фотографию? В скольких экземплярах она существует?… Что было?… Смерть сына, Петара, мальчика… Вот что было!… Но нет, не потому что он был в отчаянии, застыл, закаменел… Не надо лгать!… Он просто прекратил поиски, потому что нельзя было ввязываться в ту игру… в намерения тех группировок… Просто… И фотографию он отдал сам!… Ее никто не выкрадывал, не отнимал!…
…он снова шел… теперь быстрым шагом… После ужинал… лёг… Кажется, теперь прояснялось… Он — не нужен!… думают: — отыграл своё… Марина, такая, не нужна… Ни в какую Флейтистку не верят они… Но сам этот символ — Флейтистка — нужен!… Живой символ!… Может быть, всё рассчитано просто: — он увозит Марину, ее выписывают из больницы беспрепятственно… и… автомобильная катастрофа… какая-нибудь такая хорошо организованная случайность, что даже его дочь не догадается… Только они не знают, какая Ваня!… А он знает свою дочь?… Им просто нужна его дочь… Боже!… он слепой… Ведь это изумительное сходство! Она всегда была похожа на Марину, и он чувствовал, и… не мог… не находил объяснения… да особенно и не задумывался… Просто им нужна его дочь… Она им сейчас спутала карты… немного… своим замужеством… и ребенком… Значит, пока отложено… Пока разыгрывают комедию: Лазар освобождает Марину!… Флейтистка! Она же — миф!… Какая она?… Вот прошло сорок лет, а она все так же молода и красива… Ваня никогда не согласится разыгрывать такую роль, она верит искренне, он ей дал эту веру!… Она не согласится!… А если бы согласилась… вдруг… Ну, допустим такой абсурд… Это ее не спасет… Ее теперь в любом случае могут убрать с дороги!… Он всегда опасался, не грозит ли опасность его дочери… из-за него… И вот теперь опасность грозит… И хотят играть не им, не в него. Он — замусоленная, отыгранная карта… Его — пинком — на свалку трупов — его — прочь из жизни!… Они ею хотят играть! Его девочкой!… Они ее, хрупкую, беззащитную… Но с ней они еще не говорили… Значит… Конечно!… Это их вариант!… Ну… Попытаюсь в открытую!…
…звонил из номера… послушал голосок дочери… обрадовался, что всё хорошо… Она скучает… Да, он придет, как только сможет… и дел-то никаких нет… Скоро!… Мишо в лаборатории?… Скажи ему, чтобы зашел ко мне… вечером… Поболтаем… как двое мужчин… Да просто мне кажется, я еще не почувствовал к нему… теплоты… А надо бы!… Я и хочу… Это ведь твой муж… И станем друзьями!… Очень обыкновенно?… А я что, по-твоему, такой необыкновенный, не могу волноваться о простых вещах?… Ванче!… Береги себя!… Маму мне дай… Тоже что-то простое… Это моя жена всё же… Ох!… Нечего смеяться над старым и необыкновенным человеком!…
…значит, его зять уже был дома… переоделся… так пришел… в домашней какой-то спортивной безрукавке, в линялых брюках… Когда-то завидовал… в молодости… таким смуглым бугристым мышцам… Но то прошло… давно… зять сидел в кресле и молчал… Он делал по нескольку шагов взад и вперед, и говорил… — Вы, Михаил, не имеете этого моего опыта… Я знаю, какие вам сделаны предложения… зять посмотрел… — Эти предложения касаются вашей жены, моей дочери… Вы не должны сейчас ни принимать их, ни отказываться… Предоставьте эти дела мне… Я их улажу… Я могу доверять Вам, я доверяю мужу моей дочери!… Вы… не знаю, знаете ли… Короче, вы окажетесь в эпицентре по крайней мере трех противоположных группировок — из них самая для вас опасная — «Черные всадники», это связано с наркобизнесом… Понимаете… Далее — комитет «Возрождение»… Далее — Научно-исследовательский центр рока в Анкаре, это — мое…