Флибустьер
Шрифт:
– Увы-с, месье князь. Абсолютно ничегошеньки не понимаю.
– Ответили с закрытыми глазами.
– Не моё-с. Вот, шпагой махать или там подраться ради дамы или на дуэли кого подстрелить, это всегда с удовольствием. А стихи? Нет. Не моё-с.
…Хорошо. Расслабьтесь. Полная пассивность, отсутствие каких-либо мыслей и движений тела. Скажите первое четверостишье, которое появилась у вас в голове... Например, про волны, море, бурю...
Штабс-капитан улыбнулся и процитировал...
Я
Как я завидовал волнам,
Бегущим бурной чередою
С любовью лечь к ее ногам!
Вселенец посмотрел в платок. Сделал несколько движений пальцами.
– Замечательно, Александр Дмитриевич. Постарайтесь запомнить и проговорить про себя стих несколько раз. А все остальные продолжают слушать мой голос.
…Ощущение приятного блаженства души и тела. Вы наслаждаетесь этим необыкновенным внутренним комфортом и прекрасными стихами, которые постепенно возникают в голове каждого из вас. Вы видите их, чувствуете, готовы перенести на лист бумаги…
– Ваше сиятельство, - прапорщик Новиков вновь не выдержал.
– У меня в голове такой сумбур и беспорядок. И настроение поганое. Признаюсь, с детства не терплю стихов! А этого ухажёра, рифмоплёта, который увёл Софьюшку, просто порвал бы, растоптал, раздавил вместе с его гнусными стишками. Не дай бог встречу! Убью гада!
…Успокойтесь, сударь. Расслабьтесь. Соберитесь силами и скажите первое, что придёт в голову про любовь и ревность в стихах. Давайте, три-четыре. Я приказываю – говорите!
Прапорщик сделал глубокий вздох, как будто собрался разбежаться и нырнуть в глубь метров на десять...
Пока люблю, ревную всё равно: По поводу, без повода. Вздыхая,
Смотрю часами в тёмное окно,
Знакомую фигурку поджидая.
А если перестану ревновать,
Дорогой безразличия шагая,
И ложь за правду стану выдавать,
Любовь ли это? Право же, не знаю.
Присутствующие, услышав большой стихотворный экспромт, вышли из транса и удивлённо посмотрели на прапорщика.
– Григорий Иванович!
– «доктор психодиагностики» довольно покачал головой. Похвалил прапорщика.
– Вы, батенька... талант! Друзья, поаплодируем господину Новикову! А теперь, раз все вышли из транса, закончу занятие и подведу итоги. У вас в голове возникло несколько стихотворений. Все расходимся по каютам. Берём письменные принадлежности и переносим придуманные произведения на бумагу. Через час сдаём. Вопросы, есть?
– Спросили для вида. И тут же ответили сами себе.
– Вопросов,
.....
Князь Волконский, потрясённый увиденным, подошёл к Ланину - Cher Kirill Vasilyevich, qu'est-ce que c'еtait? (Милейший Кирилл Васильевич, что это было? Франц.).
Вселенец гордо поднял подбородок. Чуть подался вперёд. Похвастался.
– Systеme unique de formation des officiers du Prince Lanin! (Уникальная система обучения офицеров имени князя Ланина. Франц.).
Волконский красноречиво свёл густые брови в линию.
– И чему учит эта система?
– Искусству красиво складывать слова в рифмы. А рифмы в стихи.
– Не понял. А зачем им это?
– Как же, милейший Пётр Дмитриевич? Каждый офицер, особенно артиллерист, особенно 22 артиллерийской бригады, должен разить врага не только оружием, но и силой слова. Так сказать, уметь фехтовать глаголом и рифмой. А если серьёзно, в последнее время заметил, что они мучаются бездельем. Надо было чем-то занять. Подумал, решил - пусть пишут стихи. Будет замечательно, если у кого-нибудь получится. Не получится – да и чёрт с ними. Вы в курсе, что я, с недавнего времени, являюсь владельцем московского журнала "Вестник Европы". И как собственник ощущаю полное отсутствие интересного материала для читателей. Особенно стихов.
– Князь поправил себя.
– Хороших стихов.
Глаза Волконского прищурились. А затем расширились до неприличия.
– Вы? Собственник журнала "Вестник Европы"? Правда?
– О-хо-хо, житие мое...
– вселенец горестно выдохнул, показывая, какая тяжёлая доля у владельцев заводов, газет, пароходов.
Князь тут же забыл о чём хотел узнать. Другие мысли мгновенно заполонили его голову.
– Кирилл Васильевич, милейший! Голубчик! Так может напечатаете мои мемуары. Мы с вами давно знакомы. Съели не один пуд соли. Сами меня консультировали и поправляли в моём сочинительстве.
Ланин улыбнулся просто, открыто, как это могут делать только честные и прямые люди.
– Конечно, любезнейший Пётр Дмитриевич. Правда, как критик, я могу забраковать ваши труды. Как главный корректор их изменить, дописать или убрать половину текста. Зато, как собственник, всё, что останется после критика и корректора, на сто процентов опубликую.
Волконский захлопал ресницами.
– И во сколько мне это обойдётся?
– Да, полно, сударь. Какие деньги? О чём вы? Разве сто тысяч ассигнациями, это деньги? Так – один смех.
– Сколько?
– глаза писателя полезли на лоб.
– Зато, гарантирую – доход от продажи журнала и тираж будет в три раза больше обычного. Вы же хотите этого?
В ответ нервно сглотнули слюну.
– Очень хочу.
…..
Утром следующего дня прапорщик Новиков нашёл на палубе одного из своих подчинённых. Строго посмотрел на солдата, грозно сдвинув брови.
– Коровин, загрызи тебя карась! Знаешь, что сегодня вечером, среди господ офицеров, состоится "Literary battle"? (Литературный батл. Англ.). На большие деньги.