Флибустьеры (с илл.)
Шрифт:
Фигурка представляла сгорбленную, косматую старушонку, которая сидела на земле, подобно индейским идолам, и гладила белье. Утюг был как настоящий: медный, угли — из блесток, а дым — из клочьев грязной, скрученной жгутом ваты.
— А что, Бен-Саиб, ведь не дурак тот, кто это придумал? — сказал отец Каморра.
— Не понимаю, что здесь остроумного! — поморщился журналист.
— Да как же! Разве вы не видите надписи: «Филиппинская пресса»? Ведь то, чем старуха гладит, называют здесь «пресса»!
Все рассмеялись, даже сам Бен-Саиб.
Рядом со старухой два гвардейца с надписью «Гражданские»
Многим из наших знакомых выставка не понравилась.
Они рассуждали о законах искусства, требовали пропорций, кто-то заметил, что высота одной статуэтки не равна семи головам, а ее лицу не хватает одного носа — так как в нем всего три носа. Это привело в недоумение отца Каморру, который не мог взять в толк, почему статуэтке надо иметь четыре носа и семь голов. Другой находил, что фигурки слишком мускулисты, что индейцы такими не бывают. Третий сомневался, скульптура ли это или просто столярные изделия. Каждый вонзал свою критическую шпильку, и отец Каморра, не отставая от других, высказал пожелание, чтобы у каждой куклы было по меньшей мере тридцать ног. Если другие требуют носов, почему бы ему не потребовать икр? Разгорелся спор, есть ли у индейцев способности к скульптуре и разумно ли поощрять их упражнения в этом искусстве. Тогда дон Кустодио решительно заявил, что способности-то у индейцев есть, но им следовало бы изображать только святых, и тем примирил спорщиков.
— Взгляните-ка на того китайца, — заметил Бен-Саиб, который в тот вечер был в ударе, — точь-в-точь наш Кирога, а присмотришься, похож на отца Ирене.
— А вон тот полуиндеец-полуангличанин, ведь правда, смахивает на Симоуна?
Снова раздался смех. Отец Ирене поглаживал свой нос.
— Правда, правда! Вылитый Симоун!
— Но где же Симоун? Пусть купит эту статуэтку!
Симоун исчез, а когда и как — никто не заметил.
— Провалиться мне! — ругнулся отец Каморра. — Ну и хитрюга этот американец! Испугался, что мы заставим его платить за нас всех, когда пойдем к мистеру Лидсу!
— Ну нет! — возразил Бен-Саиб. — Просто он испугался насмешек. Чувствует, что не сладко придется его другу мистеру Лидсу, и решил убраться подальше.
Не купив ни одной статуэтки, друзья проследовали дальше — посмотреть на знаменитого «сфинкса».
Бен-Саиб вызвался вести переговоры: американец, безусловно, не посмеет отказать журналисту, который может отомстить разоблачительной статьей.
— Вот увидите, все дело в зеркалах, — твердил он, — потому что…
И он снова пустился в длинные объяснения, а так как под рукой не было ни одного зеркала, которое могло бы изобличить его теории, наплел столько глупостей, что под конец уже сам не понимал, что говорит.
— В общем, увидите, все дело в оптике.
XVIII
Мистификация
Мистер Лидс, по виду истинный янки, в строгом черном костюме, принял гостей весьма почтительно. Он чисто говорил по-испански, так как много лет прожил в Южной Америке. Желание гостей нисколько его не смутило, он сказал, что они могут осмотреть все,
Обитый черной материей зал освещали старинные спиртовые лампы. Барьер, обтянутый черным бархатом, разделял его на две почти равные части — в одной стояли стулья для зрителей, в другой возвышался помост, устланный клетчатым ковром. Посреди помоста стоял стол под богатой черной скатертью, расшитой черепами и каббалистическими знаками. Мрачная обстановка подействовала на воображение веселой компании. Шутки прекратились, все говорили шепотом, и, хотя кое-кто пытался держаться непринужденно, смех замирал на устах, как будто они очутились в доме, где лежит покойник. Это впечатление усиливалось от запаха ладана и воска. Дон Кустодио и отец Сальви вполголоса обсуждали, не следует ли запретить подобное зрелище.
Чтобы ободрить своих впечатлительных друзей и вывести на чистую воду мистера Лидса, Бен-Саиб обратился к нему самым фамильярным тоном:
— Послушайте-ка, мистер! Кроме нас, здесь никого нет, а мы — не индейцы, которых легко водить за нос, так не разрешите ли взглянуть, в чем тут фокус? Мы-то знаем, что все дело в оптике, да вот отец Каморра не верит…
И он приготовился перескочить через барьер, хотя для прохода была особая дверца. Отец Каморра громко запротестовал, боясь, что Бен-Саиб окажется прав.
— Разумеется, сударь, — ответил американец. — Только уговор — ничего не ломать. Согласны?
Журналист был уже на помосте.
— Разрешите? — сказал он.
И, чтобы мистер Лидс не передумал, Бен-Саиб, не дожидаясь разрешения, откинул скатерть и принялся искать зеркала, которые, по его мнению, должны быть между ножками стола. Он что-то бормотал, пятился назад, потом снова подходил к столу и шарил под ним: там было пусто.
Стол стоял на трех металлических ножках, вделанных в пол.
Журналист несколько растерялся.
— Так где же зеркала? — спросил отец Каморра.
Бен-Саиб обследовал стол то с одной стороны, то с другой, щупал ножки, приподнимал скатерть и то и дело потирал рукою лоб, точно пытаясь что-то вспомнить.
— Вы что-нибудь потеряли? — спросил мистер Лидс.
— Зеркала, мистер! Где зеркала?
— Где ваше зеркало, я не знаю, а мое — в гостинице… Вы желаете взглянуть на себя? Действительно, вы что-то бледны и как будто расстроены.
Насмешливый тон американца развеселил притихших было гостей, а Бен-Саиб в сильном смущения вернулся на свое место.
— Не может этого быть! — пробурчал он. — Без зеркал ничего не получится. Вот увидите, он переменит стол…
Мистер Лидс поправил скатерть и, обращаясь к высокопоставленным зрителям, спросил:
— Можно начинать?
— Подумайте, какое хладнокровие! — сказала вдовствующая дама.
— Итак, милостивые государыни и государи, прошу занять места и обдумать вопросы, которые вы желали бы задать.
Мистер Лидс исчез за дверью в глубине зала и через несколько секунд появился, держа в руках очень древний на вид ларец из темного дерева, покрытый изображениями птиц, животных, цветов, — должно быть, иероглифическими надписями.