Флинн при исполнении
Шрифт:
Коки не сводил с Флинна глаз. Тот опустошил миску с бульоном и принялся за яйца.
— Но к чему было Тейлору убивать Хаттенбаха?
— Зависть, мой друг. Элементарная зависть. Тейлор рассказал мне, что в тюрьме его обследовал врач-психиатр. Женщина. И она поставила ему диагноз: гиперсексуальность. К вашему сведению, лейтенант Конкэннон, этот наш приятель Тейлор имел одновременно девять жен! Хочешь, верь, хочешь, нет, но ровным счетом девять. И именно из-за этого и работает здесь. Чтоб оградить себя от дальнейших фатальных ошибок того же сорта, чтоб снова не оказаться перед алтарем рука об руку с очередной дамочкой и не твердить: «Согласен,
— Да, — с готовностью ответил Коки.
Флинн сделал вид, что не заметил поспешности, с которой последовал ответ.
— Ну а Клиффорд? — спросил после паузы Коки. — Ведь он тоже весьма привлекательный молодой мужчина. Почему бы Тейлору не завидовать и ему тоже?
— Последние полгода Клиффорд отсутствовал. Был на Ближнем Востоке. А Тейлор работает здесь всего девять месяцев. Однако, следуя этой логике, мы должны были бы предупредить Клиффорда, верно? Ты что, яйца не будешь?
— Что-то не очень хочется.
— Ешь, — Флинн отодвинул миску, стоявшую перед Коки, и выложил ему на тарелку пару яиц. — Осознай наконец, чем пожертвовали для тебя курочки! Своим потомством!
— В данный момент меня больше беспокоит мое состояние, — сказал Коки.
— К слову, о Клиффорде. К числу женщин, с коими женатый Хаттенбах делился жаром своих чресел, принадлежит и незамужняя сестра Клиффорда Дженни. Сам он твердит, что сей факт ничуть не оскорбляет его чувств. Но брат есть брат. И все братья — люди разные.
— А что мог иметь Клиффорд против Лодердейла?
— Не знаю. Он, насколько я понимаю, дружил с Эшли и являлся одним из инвесторов, вложивших деньги в «Эшли комфорт инкорпорейтед». Кстати, мне показалось, что Бакингем был недоволен Клиффордом. Наблюдал из окна за одним маленьким инцидентом. К тому же губернатор Бакингем доводится Клиффорду дядей.
— Ничего себе! Не компания, а какой-то клубок змей! — С этими словами Коки брезгливо отодвинул от себя тарелку с яйцами.
— Яйца здесь совершенно ни при чем, Коки. Так что выбрось эти мысли о змеях и прочих ползучих гадах из головы и ешь! Не думай больше о змеях!
Коки поднялся со стула и заковылял к шахматной доске.
— Нет, наиболее вероятный кандидат все же Эшли, — продолжал размышлять вслух Флинн. — Клиффорд утверждает, что Хаттенбах без всякого предупреждения взял да изъял вложенные им средства с банковских счетов фирмы Эшли, причем выбрал для этого самый неподходящий момент. Ну чем не мотив для убийства? К тому же в недрах этого курятника, называемого клубом, разрабатывается реорганизация «Эшли комфорт инкорпорейтед». И Лодердейл очень старался — подозреваю, небезуспешно — выжить Эшли из бизнеса. Тоже мотив для убийства.
— А Уэлер? — спросил Коки. — Он вроде бы человек со стороны. И не член клуба.
— Он человек, который все обо всех знает. Все связи, все
Коки двинул по доске какую-то фигуру.
А затем вернулся к столу, сел и заметил:
— Кстати, и Д'Эзопо тоже вроде бы посторонний. Не член.
— А что, тоже мысль! — сказал Флинн и выпил первую чашку чаю. — Вообще, это, конечно, нечто! Представь, комиссар полиции Бостона вдруг оказывается убийцей! Вдруг выясняется, что это он, взяв в сообщники Тейлора, организовал убийство Лодердейла. Еще один чужак… Стоит раскрутить такое дельце, и тебе вряд ли будет когда светить полная пенсия, Коки! О, кстати, вспомнил! Надо позвонить Гроуверу. Узнать, проверил ли он ту машину.
— Доброе утро, Гроувер. Рад, что застал тебя на работе в понедельник утром.
Перед тем как набрать номер, Флинн взглянул на шахматную доску и отметил, что Коки пошел ферзем на el.
Ответом Гроувера было какое-то невнятное хмыканье.
— Ну, как продвигается дело Хирама Голдберга?
— Потратил целую уйму времени. Несколько часов.
— Сочувствую.
— А это означает, что я не получу майку члена лиги!
— Что у тебя, маек, что ли, нет?
— Майки члена лиги — нет, инспектор.
— О, понимаю.
— И сами знаете, как на это смотрит комиссар.
— Последний раз, когда его видел, он был весь в поту и страшно нервничал.
— Что?..
— Так как же посмотрит на это комиссар?
— Я имел в виду комиссара Д'Эзопо.
— Это я понимаю.
— Просто вы его плохо знаете, Френк.
— По всей видимости, действительно не очень хорошо.
— А его от вас просто воротит, как и всех остальных нормальных полицейских. Профессионалов, настоящих сыщиков. Он, как и все, считает вас чокнутым, вот! Прямо так и говорит, этими самыми словами. Сам слышал, на пикнике в День труда. [15]
15
Праздник отмечается в США в первый понедельник сентября.
— Я там не был.
— Ну, ясно, не были. Наверное, вас просто не пригласили, вот и все.
— Наверное.
— Потому что вы — не наш человек, Френк!
— Слава Всевышнему за это.
— Потому что никто никогда не понимает, что это вы такое городите. Мало того, что не понимает, к тому ж еще просто не слышит. Все время бубните себе под нос. А если кто и слышит, так не понимает. Все эти ваши дурацкие шуточки и намеки…
— Гроувер…
— Ну вот, пожалуйста! Почему это вы все время называете меня Гроувером, а? Мое имя — Ричард Томас Уилен. И друзья зовут меня Диком.
— Замечательно. Очень выразительно.
— И вы не поднимались по служебной лестнице, как все остальные нормальные люди! И комиссар никогда бы вас не повысил! Он вообще не желает иметь с вами никаких дел.
— Чем меньше, тем лучше.
Гроувер недоуменно умолк.
— Что значит лучше?
— Знаешь, Гроувер, ты последний на свете человек, с которым охота говорить в тяжелый день, понедельник. К тому же еще с утра.
— Короче, если бы вы знали нашего комиссара лучше, то давно бы поняли, что нет для него ничего важнее, чем братская солидарность всех офицеров полиции!