Флинн
Шрифт:
Патрульный барабанил по крыше все сильнее.
Флинн чуть опустил стекло.
— Прекратите, — и опять поднял стекло.
— Возможно, этот парень, Чарлз Флеминг-младший, опять залез в долги.
— Я подозреваю, что так оно и есть.
— И это вам ни о чем не говорит?
— Нет. У нас нет доказательств того, что Чики был в аэропорту. Второе, получателем страховки указан не Чики. Его мачеха. — Флинн открыл дверцу, начал выбираться из кабины. — Не думаю, что ты знаешь больше моего, Гроувер.
— Я
— Это возможно.
Патрульный уже стоял перед капотом, записывал номерной знак.
— Подумайте о тридцатиоднолетней девахе на розовом мотоцикле и пятидесятитрехлетнем дряхлом муже.
— Я думал.
Он уже выбрался на тротуар.
— Вы же не будете говорить мне, что эта дамочка смотрела только на своего мужа.
— Может, и нет.
Патрульный с силой вдавил квитанцию в грудь Флинна.
— Это самый большой штраф, какой ты платил в своей жизни, приятель.
Флинн не стал мешать квитанции падать на мокрый асфальт.
— А теперь живо убирайте отсюда машину!
— Отвали, — коротко бросил Флинн.
— Инспектор, вы по-прежнему не видите главного. — Гроувер вылез на мостовую, и теперь они говорили через мокрую крышу автомобиля.
— Инспектор? — переспросил патрульный.
— Миссис Флеминг тридцать один год, а ее приемному сыну — двадцать шесть.
— Ага! — вырвалось у Флинна.
Патрульный начал обходить «Форд» спереди, держа курс на Гроувера.
— Инспектор? — повторил он.
— Ага! — Флинн смотрел на Гроувера. — Так вот, значит, о чем ты думаешь?
— Именно об этом.
— Это инспектор Флинн? — спросил патрульный.
— Отвали, — рыкнул Гроувер.
Сержант Ричард Т. Уилен забрался в кабину, захлопнул дверцу, застыл.
— Г-м-м! — Флинн взглянул на патрульного: — Вот, значит, о чем он думает.
Флинн шагнул к бордюрному камню, открыл дверцу, наклонился, всунулся в кабину.
Гроувер смотрел прямо перед собой, сложив руки на груди.
— Ты считаешь, что Сасси убила судью, потому что влюблена в Чики?
— Да.
— Господи! Если бы в ФБР могли оценить безупречность логики, на которой строятся твои умозаключения, они никогда не стали бы жаловаться мне на тебя.
Флинн подцепил квитанцию носком ботинка, двинул ее в сторону патрульного.
— Вы мусорите.
Глава 24
Пола Киркмана Флинн нашел в коридоре отдела пассажирского обслуживания «Зефир эйруэйз». Даже в конце рабочего дня Киркман выглядел свеженьким, чистеньким, отглаженным.
— Привет.
— Привет, инспектор.
— Я не уверен в том, что мне нужно…
— А кто из нас, смертных, может со всей определенностью сказать, что ему нужно? Пройдемте в мой кабинет, — предложил Киркман.
Флюоресцентные
На столе Киркмана лежала большая цветная схема пассажирских салонов «Боинга-707».
С какими-то надписями, стрелками, направленными к креслам.
Киркман сел за стол.
— А это что?
— Провел кое-какие исследования, — Киркман развернул схему к Флинну. — Подумал, вдруг кому-то понадобится. Я отметил, где сидели некоторые из пассажиров.
— Не все?
— Не все могут зарезервировать определенное место. Только пассажиры первого класса. А пассажиры экономического, если они только специально не просят посадить их в то или иное кресло, просто делятся на две группы: курящие и некурящие.
— Понятно, — кивнул Флинн. — И я вижу, что вы учились в хорошей школе — ваш почерк разобрать невозможно.
Киркман обошел стол, встал рядом с Флинном. Пробежался пальцем по первому ряду кресел.
— Видите? Маккарти, Хоун, Кэйрн, едва выговорил, Норрис, Голдман, Уилкокс.
— Ясно. А где, к примеру, сидел Дэрил Коновер?
— Здесь. Кресло пятнадцать-D.
— Откуда взялся пятнадцатый ряд? В первом салоне их всего двенадцать.
— Все ряды пассажирских кресел в самолетах «Зефир эйруэйз» нумеруются двузначными числами. По приказу главного дизайнера компании или какого-то другого гения. Это как-то связано с формой пластинок, которыми он украшает ручки кресел. Неразберихи от этого только прибавляется. Пассажиры, входя в салон, проходят мимо своего места, а потом возвращаются назад, мешая остальным. Первый ряд в салоне первого класса обозначен как десятый.
— То есть в первом классе находятся ряды с десятого по двадцать первый включительно?
— Двадцать второй, — поправил его Киркман. — Тринадцатого ряда нет.
— Ага, — кивнул Флинн. — Плохая примета.
— В этом рейсе все ряды оказались одинаково неудачными.
— А где сидел Липер?
— В конце салона. Вместе с менеджером. Ряд двадцать второй, места С и D. Разумеется, мы не знаем, кто из них двоих сидел на каком кресле.
— А судья Флеминг?
— С другой стороны прохода. Впереди. Четырнадцатый ряд, место А.
— То есть на самом деле он сидел на тринадцатом ряду, не так ли?
— Полагаю, что да. Или на четвертом.
— А трое мужчин, путешествующих вместе? — спросил Флинн. — Карсон, Бартлетт и Эбботт?
— Они занимали вот эти три кресла, — ответил Киркман. — Ряд семнадцать, А, В и, через проход, С.
Все еще в шляпе, в расстегнутом пальто, Флинн вскинул голову, всмотрелся в лицо Киркмана.
— В чем дело, инспектор? У вас такое лицо, словно вы муху проглотили.
Флинн ответил после долгой паузы, не сводя глаз с Киркмана.