Флот вторжения (Книга 2)
Шрифт:
Губернатор вернулся к вопросу, который задавал прежде:
– Зная, что ваша семья является гарантией вашего послушания, почему вы до сих пор колеблетесь? Это явно противоречит результатам наших исследований вашего вида.
"Каких еще исследований?" - подумал Русси. Говоря по правде, он не хотел этого знать. Скорее всего, под этим бесцветным словом скрывается больше страданий, чем способен выдержать его рассудок. Ящеры в конечном счете недалеко ушли от нацистов - они тоже творили с людьми все, что пожелают, и не задумывались о последствиях. Только масштаб покрупнее: для них все человечество значит столько же, сколько для нацистов -
– Прошу вас отвечать, герр Русси, - резко сказал Золрааг.
– Ну как я могу ответить сейчас?– взмолился Русси.– Вы ставите меня перед невозможным выбором. Мне нужно время на обдумывание.
– Я дам вам один день, - сказал губернатор так, словно сделал великую уступку.– После этого срока я более не потерплю вашу тактику проволочек.
– Да, ваше превосходительство. Благодарю вас, ваше превосходительство.
Русси выскользнул из кабинета Золраага, прежде чем тому придет здравая мысль приставить к нему двоих охранников. Несмотря ни на что, Мойше был вынужден признать, что пришельцы смыслят в тонкостях оккупации намного меньше, чем нацисты.
"Что же теперь делать?– раздумывал он, выходя на уличный холод.– Если я воздам ящерам хвалу за уничтожение Вашингтона, то заслужу себе пулю в спину. Если откажусь..." Он подумал о самоубийстве, которое положило бы конец требованиям Золраага. Это спасло бы его жену и сына. Но он не хотел умирать, он вынес слишком много, чтобы расстаться жизнью. Если существует хоть какой-то иной выход, нужно воспользоваться им."
Русси не удивило, что ноги его сами собой направились к штаб-квартире Мордехая Анелевича. Если кто-то и мог ему помочь, то таким человеком был этот еврейский боевой командир. Беда лишь в том, что Мойше не знал, можно ли вообще ему чем-то помочь.
Когда он подошел, вооруженные часовые у входа в штаб-квартиру если не встали по стойке "смирно", то во всяком случае уважительно вытянулись. Русси сумел без труда пройти к Анелевичу. Тот лишь взглянул ему в глаза и сразу спросил:
– Чем ящер пригрозил вам?
– Не мне, моей семье...
Русси в нескольких словах пересказал ему разговор с Золраагом. Анелевич выругался.
– Пойдемте-ка прогуляемся, реббе Мойше. У меня такое чувство, что ящеры способны слышать все, что мы здесь говорим.
– Пошли.
Русси снова оказался на улице. В эту зиму даже за пределами бывшего гетто Варшава имела давяще унылый вид. Дым от печей, топившихся дровами и низкосортным углем, висел над городом, окрашивая облака и выпавший снег в грязно-бурый цвет. Деревья, зеленые и пышные летом, сейчас устремляли к небу голые ветви, напоминая Русси руки и пальцы скелетов. Повсюду валялись груды хлама, облепленные поляками и евреями, тащившими оттуда что только можно.
– Ну, - резко проговорил Анелевич.– Что вы решили?
– Не знаю, просто не знаю. Мы ждали, что это случится... Вот и случилось. Но я думал, они будут целить только в меня, а не в Ривку и Рейвена.
Русси раскачивался взад-вперед, словно оплакивая упущенные возможности.
Глаза Анелевича прищурились.
– Они учатся. По всем меркам, ящеры - не дураки, просто наивны.
– Я бы избрал тот, где исчезают ящеры.
– Ха, - коротко рассмеялся Анелевич.– Волк нас кушал, потому мы позвали тигра. Тигр пока нас не ест, но мы по-прежнему состоим из мяса, так что и он нежелательный сосед.
– Сосед? Лучше скажите, владелец, - возразил Русси.– И он съест мою семью, если я не брошусь к нему в пасть.
– Я только что спросил вас о том, каким образом вы намерены избежать подобного исхода.
– Я не могу просто взять и исчезнуть, - через силу проговорил Русси, хотя ничего лучшего он бы и не желал.– Золрааг просто найдет среди нас еще кого-то и заставит повторять свои слова. Такое может прийти ему в голову Но если я останусь, то послужу в качестве упрека всякому, кто вдруг захочет на это польстится, а также - самому Золраагу. Дело не в том, что его особенно волнуют какие-то там упреки. Но если вы сумеете вывести из-под удара Ривку и Рейвена...
– Думаю, что смогу. Во всяком случае, я кое-что придумал.– Анелевич нахмурился, мысленно просматривая свой план. Потом ни с того ни с сего поинтересовался: - Кажется, ваша жена умеет читать?
– Конечно умеет.
– Хорошо. Напишите ей записку и сообщите все, что нужно, об исчезновении. Могу поклясться, ящеры прослушивают и вашу квартиру тоже. С их техникой я бы сумел это устроить.
Русси посмотрел на боевого еврейского командира в немом удивлении. Иногда Анелевич с поразительной обыденностью говорил о хитросплетениях своих планов. Возможно, только обстоятельства рождения не позволили ему стать гестаповцем. Мькль эта была тягостной. Но еще более тягостным было то, что во времена, подобные нынешним, евреи отчаянно нуждаются в таких людях.
Анелевич не дал Мойше долго раздумывать. Он продолжал:
– Ну а вслух вы скажете жене, что все втроем отправитесь за покупками на рынок на Гесьей улице. Затем идите туда, но не сразу, выждите часа два. И пусть ваша жена наденет какую-нибудь заметную шапку.
– А что произойдет потом?
– Реббе Мойше, - устало усмехнулся боевой командир, - чем больше вы знаете, тем больше смогут из вас выжать. Ваша жена и ваш сын исчезнут прямо у вас ва глазах - но и тогда всего вы знать не будете. И это к лучшему, уж поверьте мне.
– Ладно, Мордехай.– Русси бросил быстрый взгляд на своего спутника. Надеюсь, из-за меня вы не подвергаете себя слишком большой опасности?
– Жизнь - это игра, - пожал плечами Анелевич.– За минувшие два года мы в этом убедились, не так ли? Рано или поздно вы проигрываете, но бывают моменты, когда все равно нужно делать ставку. Идите и действуйте так, как я вам сказал. Рад, что вы сами не хотите прятаться. Мы нуждаемся в вас, вы - наша совесть.
Всю дорогу до своего дома Мойше ощущал себя виноватым. По пути он остановился, чтобы настрочить жене записку о предложениях Анелевича. Однако, засовывая записку в карман, он все же сомневался, нужна ли она на самом деле. Когда Русси завернул за последний угол, то увидел часовых - ящеров, стоявших у подъезда дома. Вчера их тут не было. Чувство вины испарилось. Чтобы спасти семью, он сделает все, что нужно.