Флотская богиня

Сушинский Богдан Иванович

— Но, товарищ генерал-майор… — почти мгновенно сменил следователь маску гипертоника на посмертную маску узника колымского лагеря. — Меня никто не информировал. Если бы я хотя бы догадывался…

— А почему вы решили, что кто-то здесь обязан информировать вас, лейтенант? — сурово ухмыльнулся Шербетов. — Идите, и чтобы через полчаса на этом столе лежала расписка, в которой вы обязуетесь напрочь забыть о том, что когда-либо допрашивали или хотя бы мельком видели офицера внешней разведки Анну Жерми. Вам все понятно?

— Так точно, понятно, — испуганно повертел следователь явно онемевшей шеей. — Есть, подготовить

расписку, товарищ генерал-майор.

— И чтобы никто, кроме вас, в управлении не знал о существовании этой разведчицы. Одно неосторожное слово — и кальсоны в вашем распоряжении. Всё, вон отсюда!

16

Формирование третьего батальона 6-й бригады морской пехоты проходило на территории какой-то автомобильной части, люди и техника там уже полегли где-то на подступах к Днепру. Отделение охраны ее тут же было зачислено в моряки, вместе с сотней добровольцев из плавсостава погибших днепровских судов и портовых рабочих. К ним же присоединились и десятки бойцов, набранных по госпиталям и райвоенкоматам.

Евдокии интересно было наблюдать за тем, как быстро обмундированный на флотский манер этот разношерстный люд перенимал выражения и традиции военных моряков. Как тридцатилетние мужчины, в большинстве своем никогда не видевшие моря и не ступавшие на палубы боевых кораблей, по-мальчишески озорно учились заламывать бескозырки и копировать походку бывалых мореманов. А с каким превосходством, щеголяя скрипучими ботинками и клешем черных брюк, посматривали они на бойцов маршевых стрелковых рот!

Кстати, маршевые подразделения эти спешно формировались неподалеку, на территории разбомбленного немцами консервного завода и уходили в сторону фронта раньше, чем солдаты успевали научиться правильно закреплять на своих икрах проклятые портянки [27] . Под хохот и подковырки моряков, тряпье на ногах разматывалось и тащилось по земле, на него наступали идущие позади, создавая тем самым комичные ситуации — хоть какое-то да развлечение.

Понятно, что в самом батальоне десантников в центре всеобщего внимания оставалась небольшая группа настоящих военных моряков, стихийно группировавшихся вокруг главстаршины Климентия. Самим своим видом безудержного громилы этот, в общем-то, добродушный, уравновешенный человек способен был навести страх на всякого, кому захотелось бы обидеть Евдокимку.

27

Абсолютное большинство личного состава Красной армии той поры довольствовалось не сапогами, а ботинками, к которым вместо голенищ полагались портяночные обмотки.

Гайдук, которая и сама могла постоять за себя, умело пользовалась его дружбой. Особенно после того, как Климентия назначили старшиной роты, то есть тем командиром, с каким ни один здравомыслящий боец портить отношения обычно не решается. Достаточно было кому-либо подкатиться к ней с самой безобидной подковыркой, как тут же рядом появлялся старшина и рыком «Оставь парня в покое, пока рынду не надраил!» извещал о праве ефрейтора Гайдук на его, старшины, высокое покровительство. Так что у шутника надолго пропадало желание подтрунивать. Причем не только над ней, но и вообще над

кем бы то ни было.

Евдокия старалась перенимать манеры не только морских пехотинцев — ходить, говорить, мыслить, и все вразвалочку — но и мужские манеры. Она училась не краснеть, слушая скабрезные байки о любовных похождениях, плотоядно смотреть на женщин… В батальоне уже знали, что Евдокимке еще нет восемнадцати и что он еще, по существу, мальчишка. Поэтому на возраст его, на «малолетнее шалопайство», списывалось многое — и неокрепший, нередко срывающийся голосок, и мозоли от саперной лопаты или весел на неокрепших руках…

Используя баркас и четыре шлюпки, их рота днем и ночью училась «ходить на веслах», «держать волну» и, «ведя огонь с плавсредств», высаживаться в тылу противника, «закрепляясь на плацдармах». Поначалу работать веслами у девушки получалось так же плохо, как и у многих других бойцов, никогда этих весел в руках не державших. Однако Евдокимка чисто по-женски «подкатилась» к бывшему матросу минного тральщика Таргасову, которого так и называли в роте Тральщиком (тот оказался отменным гребцом), и Тральщик сдался. В свободное время он инспектировал ее, обучая не только работе веслами, но и технике разворота шлюпки, умению вязать швартовые узлы…

Тем не менее ей, от природы рослой и физически крепкой, привыкшей к крестьянскому труду, тягаться с мужчинами оказалось трудно. «Ничего, — утешала она себя, — скоро на фронт. Там все будет проще и легче. Даже если со временем и отроется моя неправда, так то со временем».

Мыслить о себе в мужском роде оказалось значительно проще, чем, пребывая в этом же роде, вместе с целым табуном мужиков банально сходить в отхожее место, уложившись при этом по времени в несколько минут, отведенных командой «оправиться — заправиться!». Оставалась еще проблема месячных; каким-то образом, впадая в примитивное вранье, прибегая ко всевозможным уловкам, следовало избегать общего похода в баню, как и общего переодевания. Добро еще, что грудь ее была далека от изысканных форм, которыми блистала незабвенная Вера Корнева, к тому же телогрейки и матросские бушлаты скрывали и ту, что досталась Евдокимке от природы.

Превращенные в казармы корпуса приморской базы разделили на комнатки, и старшина роты Климентий постарался «забронировать» за собой комнатку на двоих… с ефрейтором Гайдуком. Мало того, постепенно этот самый ефрейтор стал его первым помощником во всех хозяйственных делах. Разве что от назначения на должность заведующего ротным складом-каптеркой решительно отказался. Однако особого протеста у старшины такое упрямство не вызвало: в конце концов паренек хочет стать настоящим десантником. Что тут непонятного?

* * *

— Как служба, пехотинец? — комбат Корягин на стрельбище возник неожиданно.

Формирование батальона уже завершалось; экипировка и вооружение — тоже, и теперь он мог немного передохнуть от организационно-хозяйственной суеты, побывать в подразделениях, присмотреться к бойцам и их подготовке. Впрочем, сегодня он прибыл с особой миссией.

— Все по уставу, товарищ капитан-лейтенант, — бойко заверила его Гайдук. — Замечаний по службе нет, просьб — тоже.

— Не трави якорь, ефрейтор: «Замечаний нет». Замечания всегда должны быть, уж поверь старому комбату Кор-рягину. Ходят слухи, очень метко стреляешь?