Fly

Шуваев Александр

–  Да ничего я, Уги, ничего… За тебя только боюсь очень. Я совсем слабый стал, от всего расстраиваюсь… Ты не сердись только…

XVIII

Когда в самый разгар шторма в штаб-квартире филиала "Шеоле", что располагалась на Тон-Кере, главном острове архипелага не получили подтверждения связи, когда связь эту не удалось восстановить никакими силами на протяжении двух часов, по филиалу прошел соответствующий приказ. Отчаянно ругающийся командир собрал экипаж и бригаду в расширенном составе, для чего двоих - пришлось вытаскивать от баб, а пятерых - экстренно протрезвлять подручными средствами. И благо еще, что сбором аварийно-спасательной бригады довелось заниматься не ему. Когда два часа спустя , то есть достаточно оперативно для таких условий, сборы закончились, командир ввел в маршрутный компьютер код одиннадцатого маршрута, и стал ждать, когда система выберет оптимальный миг для старта. Наконец мягко, с понижением и затиханием звука взвыло.

"Эмтозит" шел на высоте шестнадцати метров по идеальной прямой с того самого момента, когда вышел на курс. В ровном, громовом гуле громадная машина отрешенно, без малейших признаков натуги плыла через такое, на что и глядеть-то было страшно. Серая пелена летящего почти параллельно поверхности моря дождя смешиваясь с соленым туманом брызг от восьмиметровых волн, беснующихся внизу, а лилово-черные тучи, превратившие позднее утро - в почти ночь, горели десятками, сотнями разноцветных молний. Когда руководство "Шеоле" спрашивали, во что обошелся им "Проникающий", было принято отвечать: "Гораздо меньше тех денег, в которые обходится налогоплательщикам даже самый скромный авианосец." Хорошо быть богатым и иметь возможность позволить себе такую вещь, потому что машина, безусловно, стоила своих денег. Четыре дублирующих друг друга навигационных блока, построенных на разных принципах, позволяли вести машину по курсу, как по туго натянутому тросу или даже по раз и навсегда проложенным рельсам. Двигатели обладали такой мощью, что могли компенсировать любой шквал. Но даже и не в этом состояла суть дела. Воздушные массы, движущиеся с разными скоростями обладают, соответственно, разной

плотностью, а граница между массами с разной плотностью обладает свойством отражать… Не важно что. Если бы нашелся любитель, - не лишенный, надо сказать, некоторого мазохизма, - и вывел бы на монитор визуализированную компьютером информацию, перед глазами предстало бы дурнотное зрелище чего-то, напоминающего стремительно движущиеся, налетающие на машину и друг на друга призрачные, отблескивающие глыбы льда. Это было возможно технически, но никому не нужно практически, потому что никакой человеческий мозг, разумеется, не смог бы отреагировать даже на сотую долю получаемых ежесекундно данных. Зато вполне справлялись четыре объединенных компьютера "БС - 4004" известной фирмы "Балко Стандарт", входящие в ту самую систему активной стабилизации класса "зеро", загодя определяющую направление и силу порывов ветра, вычисляло их равнодействующую и подавало коррегирующий сигнал на рули и двигатели. Система имела название "Глисс" и являлась предметом вполне-вполне заслуженной гордости создателей. Пакет программ и вообще был очень серьезным секретом. Именно поэтому "Эмтозит" двигался через ураганный ветер равномерно, уверенно и без избыточного износа машин, без качки и болтанки. И все для чего? А все всего-навсего для того, чтобы была возможность доставить кого угодно, куда угодно в какую угодно погоду без малейших неудобств до того самого момента, пока пассажир, со всем комфортом доставленный до места, не полетит кубарем, чуть ступив на палубу, сбитый ударом плотного, как резиновая дубинка, ветра. И уже видно было на экране рабочего монитора, что стряслась беда, но когда "Эмтозит" приблизился на расстояние прямой видимости, стало ясно, что случившееся далеко превосходит даже самые дурные ожидания. Сорванная какой- то превосходящей всякое воображение силой, надводная часть установки завалилась на бок, а ее палуба образовывала с морем почти вертикальный угол. Примитивные, но остроумные гидравлические автоматы основания перекрыли поступление нефти, но что-то успело все-таки вытечь, а что-то, очевидно, даже еще и продолжало вытекать, так что маслянистая жидкость в какой- то мере гасила волнение. "Проникающий" буквально подкрался к руине и обнаружил людей, что спасались на спасательном плоту от непосредственного действия ветра и льющихся с небес водяных потоков. Их было четверо, причем один из них - тяжело ранен и без сознания. Остальные трое были вроде бы как не в себе и выглядели совершенно дезориентированными. Казалось чудом, что люди в таком состоянии вообще смогли хоть что-то предпринять для своего спасения. Тем не менее, с жесткостью, и вообще характерной для подобных чрезвычайных обстоятельств, первый допрос потерпевших состоялся прямо тут же, на борту "Эмтозит". Были на нем люди, в чью обязанность это входило. И, надо сказать, из бормотания одного из пострадавших удалось-таки сделать некоторые выводы. Да, уже с самого раннего утра шторм был в полном разгаре. Да, было необыкновенно много молний, очень сильная гроза. Очень сильная. Молния ударила совсем близко, одна из многих. Тогда еще сразу скисла вся радиоаппаратура и пришлось оживлять резервные компьютеры из числа отключенных. И в тот же момент некоторым стало плохо… Как плохо? А тем, кто находился снаружи… Как плохо, вы спрашиваете? Он не помнит, у него и сейчас ужасно болит голова, но только двое даже померли, он сам видел… Больше? Может быть, но он видел только двоих. Были до предела заняты, а потом вдруг раздались два страшных взрыва. Ужасных, он даже представить себе ничего подобного не мог. Сколько времени прошло между этими событиями. Да не помнит он! Нельзя ли отложить допрос, потому что у него страшно болит голова? Да отстаньте вы, он совершенно не может говорить! Да, он отказывается. Ну ой, ну минуты две… Все?! Ну тогда слава богу…

XXII

На границе департамента Александрина, уже самого что ни на есть настоящего Юга желающие могут видеть гигантский транспарант, тянущийся вдоль шоссе, одного из тех шоссе, которыми столь знаменита республика Рифат. "У Рифат есть ее свобода и ее деньги. Юг предпочел больше свободы." - гласил транспарант и это вовсе не было пустым лозунгом. В отличие от густо населенного севера и северо- востока, безграничные просторы южных и западных земель, всего того, что называлось с самого начала Югом, были населены относительно редко, хотя, если поскрести, народу набралось бы весьма порядочно. Но, как и всегда, главное было - не сколько жило, главное - кто жил. На севере можно было либо играть по определенным правилам и жить в этом случае хорошо, либо не принимать их и быть безнадежнейшим аутсайдером. На Юге можно было как- то прожить, никому не кланяясь, и многие поступали именно так. Голодать тут никто не голодал, и довольно было таких, кто предпочитал комфорту - независимость. Тейри Пакс прибыл сюда двадцатилетним юнцом в аккуратном костюмчике, с аккуратным пробором в волосах и столь же аккуратно наклеенной улыбочкой. Сюда он был в те далекие года прислан далеким родственником, бывшим ему чем- то вроде четвероюродного дядюшки, дабы молодой человек разведал перспективы размещения капитала в здешних краях. Жизненного опыта у него никакого не было, ему еще только предстояло обрести его - жизненный опыт. Именно в этих самых местах. Зато голова у Тейри была, что было - то было. Может, оно и к лучшему обернулось, что был он молод и предрассудками не отягощен. Потому как из числа приехавших с Севера дельцов, людей в солидном возрасте и очень собою довольных, немалая доля погорела именно на неумении перестроить свою манеру общения с людьми. И в самом деле, - как понять ему, что человек, имеющий одну пару штанов и передвигающийся, по большей части, босяком, может при этом быть личностью, с чьим мнением весьма считаются? Как понять, что владелец сотни квадратных миль пашни и десятков тысяч голов скота с утонченной вежливостью разговаривает со своим поденщиком? Пренебрежительно поговоришь с одним, а от тебя уйдут - все, и ни за какие деньги на тебя работать больше не будут. Никто. Можешь собираться и уезжать, потому что тебе тут больше не светит. А серьезно обидевший какого-нибудь бедняка в до белизны выгоревшем комбинезоне и вообще имел реальные перспективы получить пулю в голову либо же нож в брюхо. Будь он кто угодно. И полиция не поможет, поскольку просто не поймет существа проблемы: нахамил, предупредили, не понял - так на что теперь, спрашивается, обижаться? Исключительно сам виноват. Голытьба ленивая, - но работоспособная, флегматичная, - но весьма при необходимости поворотливая, потрясающе равнодушная к удобствам, - но болезненно- гордая, легкомысленная, - но уж тем более неглупая, - именно с такими людьми ему пришлось ладить и делать дело несколько лет подряд , научиться уважать их и добиться их уважения. Потом он вернулся на Север, потому что это была не его стезя, не его бизнес: истинное его призвание позвало Тейри властно, как зовет только лишь немногих, но опыт тех лет остался, и кто знает, не повлиял ли он подспудно на его решения, когда… Когда пришла беда.

Уже тогда, когда молодой Пакс в своем костюмчике только явился на Юг, около восьмидесяти лет тому назад Империя со свойственными ее политике упорством и продуманностью деталей начала проникновение в страны, лежащие к югу от Рифат. Мощнейшим корпорациям Империи, "старым деньгам", были предоставлены на этом благом пути льготы поистине беспрецедентные. Любые затруднения финансового характера без всяких проволочек решались за счет подозрительно щедрых кредитов Имперского Банка. Там, где пасовали деньги, вмешивались тайные службы Империи, в то время - безусловно лучшие в мире. Они оказывали необходимое воздействие на местных влиятельных лиц из числа несговорчивых либо же слишком жадных. Любое необходимое воздействие. Спецслужбы расчищали путь корпорациям, за счет корпораций кормились и следили за деятельностью корпораций. Отчасти - продавались могучим фирмам, и тогда уже всецело служили их интересам. Все эти деяния были первым и чуть ли не крупнейшим проявлением политики Нового Времени, потому что история доселе никогда не знала такого интимного переплетения тайных операций, дипломатии, денег и технологий. Через двенадцать- пятнадцать лет ключевые отрасли хозяйства шести стран находились под практически-полным контролем имперских фирм. Все это было затеяно в силу самых разных соображений, но не самым последним из них была подготовка к возможной большой войне. По мере усиления позиций Империи в этом регионе, торговля Рифат на Юге, соответственно хирела. Динамизм, сила, активность экономики Рифат оказались бессильными перед изощренностью купцов и администраторов Империи, поддерживаемых всей мощью государства. К тому моменту, когда Война, к которой так долго готовились на всякий случай, выкристаллизовалась, назрела и готова была начаться, республика при всей ее колоссальной экономической мощи, природных богатствах и громадном населении была едва третьестепенной военной державой. Почему? А сложный вопрос. Почему демократия и вообще, будучи такой эффективной в деле накопления сил, так часто мешает делу предельного и своевременного их напряжения? Впрочем, - сила есть сила, и, если только она есть, проявление ее в полный рост бывает только вопросом времени. Только бы его, этого времени, хватило.

С началом боевых действий за океаном Рифат естественным образом выступила на стороне противников своего страшного конкурента - Империи. Выступила политически, экономически, но без военного вмешательства. А за этим последовала военная катастрофа. Промучившись почти двенадцать лет, военные инструкторы Империи все-таки создали в покровительствуемых странах боеспособные армии. Они были, - порознь, - невелики, потому что трудно было подобрать подходящих юношей в безнадежно бедных странах с голодным и почти поголовно безграмотным населением, но инструктора были упорные, они все-таки справились, не давая своим ордам ни малейших поблажек, они добились удовлетворяющего их качества. Между собой они потихонечку говорили, что воспитанные ими войска как бы не получше будут войск метрополии, поскольку тут им не мешают всяческие "старые пердуны" из штаба.

О том, как в этих странах любили сытых, богатых, успешных и бесцеремонных северных соседей, нужно рассказывать отдельно и, предпочтительно, в стихах. Но, поскольку у нас несколько другие задачи, упомянем только, что граждан Рифат звали не иначе, как "лакши у каби", - дьяволами с севера. Вот эти-то войска, усиленные исподволь накопленным в сфере интересов экспедиционным корпусом в семьдесят три тысячи отборных бойцов, вооруженных по последнему слову истребительной техники, как раз и перешли

южную границу республики одним тихим воскресным утром, по весне. Разумеется, даже при составлении планов вторжения не ставилось цели сколько-нибудь масштабных завоеваний: громадные территории Юга, населенные сплошь враждебным населением можно было завоевать но непосильно трудно удерживать. Планировалось просто-напросто устроить чужими руками республике Рифат такую жизнь, чтобы ей было до себя а не до заокеанских поставок. Отдельные части пограничников, регулярная армия и Федеральная Гвардия были разом стерты в порошок. За считанные дни. В полном соответствии со стратегическими расчетами и данными превосходной разведки Империи. Не был учтен только один, но весьма существенный фактор. Вот именно. Голытьба с Юга. Как обычно, партизанские действия начались исподволь. Как обычно, последовали репрессии, которые, как это и всегда бывает в подобных случаях, некоторых - запугали, а некоторых - обозлили и подняли на борьбу. Особенным было то, что у вооруженных сил Его Императорского Величества был накоплен огромнейший, просто-таки уникальный опыт контрпартизанских действий, - без умения давить герилью Империя не просуществовала бы свои полторы тысячи лет. Кроме того, - на дворе стояло Новое Время во весь свой рост, и любые подозрительные скопления вооруженных людей на плоской, почти безлесной равнине Юга были легкой добычей для умелых пилотов Империи. Так что те, кто вообще не могли смириться, отправились на Север. Это - как раз и было второй особенностью: у Рифат помимо Юга был еще и Север. Там были города, в которых населения было побольше чем в иной из соседних южных стран. Там были заводы, на которых одна рабочая смена была побольше, чем население провинциальных центров в этих самых соседних странах. Там был Тейри Пакс, к тому времени ставший Досточтимым Тейри Паксом, авиаконструктором и владельцем средних размеров динамичной самолетостроительной фирмы. Он был инженером от Бога, но еще и человеком артистичным (очень нередкое дело среди одаренных людей, в чем бы эта одаренность не заключалась). Вряд ли он сознательно готовил своего скакуна именно под этих наездников: имеющаяся базовая модель "Омега - 0" вместе с хранящейся в подсознании моделью некоего усредненного представителя голытьбы с Юга провзаимодействовали, как два химических реагента, слившись в Акт Творения. Впоследствии он сам не мог понять, как ему в голову пришла такая дикая, потусторонняя идея. Он за три дня создал модификацию своей базовой модели, выдающуюся в своем роде машину "Омега - М". Еще три дня ему понадобилось на то, чтобы убедить военное ведомство и парламент в том, что деньги на раскрутку нужно выделить без малейших проволочек. Их и выделили - без проволочек, потому что сила - есть сила, она может проявить себя как угодно. В том числе и через отсутствие проволочек. Очень скоро производство этой крайне технологичной машины достигло тридцати, пятидесяти, ста единиц в сутки. Набор из обработанной патентованным способом древесины. Мотор "NV - 8/3W" фирмы "Ньерн Вурс", истинный образец удачного компромисса между весом и мощностью, крайне экономичный. Способность поднимать триста килограммов бомб и лететь с ними на скорости в двести шестьдесят километров в час. Умение садиться на любом мало-мальски ровном участке почвы. Все. Когда Тейри Пакс узнал, кто именно садится в основном за штурвал его детища, он ударил себя по лбу, словно вдруг вспомнил что-то. Ну конечно! Да иначе просто и быть не могло! Он и машину-то делал именно под них, только не понял этого. В кресла его "Омег" села согнанная вторжением с родных мест голытьба с Юга. Именно так, именно с этого призыва генерала Ченда началась история пресловутых Пятидесяти Тысяч. Когда первые две тысячи машин получили своих всадников, войска вторжения в местах своего наибольшего продвижения сразу же подверглись сильному, непрерывному и крайне неприятному воздействию с воздуха. Бедняки с Юга бились при посадке, заплутав в небе, садились на вражеской территории, умудрялись сталкиваться в воздухе. Истребители врага, дорвавшись, жгли их по несколько штук за заход, - легко, красиво, играя удалью, с садистским удовольствием. Но на место пропавших неуклонно, как неуклонно проступает кровь из-под содранной до мяса кожи, приходили в еще большем числе новые, и записывались в очередь на поступление в "Схоль Лапит", своего рода курсы по экспресс-подготовке пилотов для "Омег", с таким расчетом, чтобы обучать почти вовсе неграмотных. И на новые экземпляры машин садились новые всадники, а когда истребители, спалив горючее, сваливали на свои аэродромы, на позиции, на войска, а главное - на колонны грузовиков с горючим, боеприпасами, оружием, лекарствами и жратвой снова начинали сыпаться немудрящие и страшные, под стать машине, унифицированные бомбы. По двадцать пять кило. Нафаршированные первым в истории пластиком "Н-34", дающим при взрыве высоченную температуру, пополам со стальными шариками. Сброшенные пилотами, обладающими потрясающим пренебрежением к собственной жизни, предпочитающими сдохнуть, но убить. Да нет, они вовсе не искали смерти и первыми высмеяли бы любого, кто начал бы говорить с ними о героизме, патриотизме и любви к Родине. Просто дело оказалось по ним, по их характеру, и они увлекались им так, что переставали обращать внимание на саму возможность сдохнуть. Кроме того, - каждый по отдельности просто не верил в эту возможность: кто это - я?!! Да у этих убогих в заднице не кругло, - убить меня. А еще получилось так, что кое-кто умудрялся вопреки всему пережить первый десяток боевых вылетов, и уже набирался при этом опыта, обучался, становился живучим и хитрым. При том образе жизни, со своими тягучими шуточками и ленью напоказ, они претерпевали подобный метаморфоз за считанные недели и месяцы. А это уже было серьезно. Такие люди, собравшись вроде как покурить, как-то по своему, на два шага левее солнышка прикидывали, когда именно на какой из аэродромов возвернутся истребители врага. "Сгонщика" - как его называли именно они. И уже среди ВВС сил вторжения, на сто процентов укомплектованных имперскими самолетами и почти на сто - имперскими пилотами, появились первые, страшно нелепые потери, когда по только что севшим или вот-вот вылетающим машинам на аэродромах с неприлично малых высот со всем старанием швыряли бомбы налетевшие со всех сторон наездники. В таких случаях их сжигали порой до трети. Порой - половину. На их место приходили новые. А вот тех, кто сгорал на аэродроме, кого вместе с машиной решетило браком шарикоподшипникового производства, заменить оказывалось трудновато.

Другим массовым детищем первого периода военного строительства в республике Рифат был легкий вездеход "Индулу". Как правило, - ночью, группа из пяти-семи машин проникала сквозь линию фронта, весьма условную по незначительной численности противника, и организовывала импровизированную авиабазу в заранее обусловленном месте, бывшем не хуже и не лучше других. Там, километрах в двухстах от переднего края, "Омеги" заправлялись, брали новый запас бомб и возобновляли свою безжалостную и безостановочную охоту. И уже было кому научить новичков.

Тактика наземных сил республики поначалу носила сдерживающий характер, но потом претерпела изменения и она: новобранцы, вооруженные исключительно удачными автоматическими винтовками "G - 4" "Гарц" под руководством своих храбрых офицеров на тех же самых "Индулу" перебрасывались к совершенно неожиданному участку фронта и ввязывались в бой. Иногда - в ночной бой. Опомнившись, враг подтягивал артиллерию и либо их разносили из пушек, либо они успевали смыться. В это время подвижные группы проникали на десятки и сотни километров в их тыл, оставляя немногочисленные группы злющих десантников и… временные авиабазы. Но уже специалисты из Конфедерации помогли наладить на заводах республики производство современной артиллерии, - в бредово-краткие сроки, Тейри Пакс со своим другом и коллегой (в будущем - непримиримым конкурентом) Мотемом Кленком создали громадный бомбардировщик S - 3 "Санкасс", а верфи, что ни месяц, спускали на воду пока что миноносцы и крепкие, хорошо вооруженные среднетоннажные транспортники. Уже до этого силы вторжения были полностью остановлены, дошли до полнейшей деградации из-за постоянных бомбардировок и разрыва коммуникаций. Потом они начали сокращать линию фронта и покатились назад. Только было поздно. У самой южной границы, легко пробив брешь в обороне, в обход основных сил отступающих, отсекая их, ударили Первая Национальная Моторизованная и Первая Танковая армии. Они - попали в критическое положение, выполнив к этому моменту основную свою задачу, но к ним на выручку уже спешили новые армии, и было это еще далеко-о не все. За неполный год пошла прахом почти двадцатилетняя подготовительная работа. К этому моменту из Пятидесяти Тысяч в живых осталось, в лучшем случае, десять. Они сели за штурвалы настоящих бомбардировщиков и истребителей, именно ими почти на сто процентов были укомплектованы экипажи торпедоносцев. Именно они вышли в недалеком будущем в полковники и генералы. Это их братья и соседи с освобожденных территорий составили основную часть матросов военно- транспортного флота и подводных лодок, выучиваясь, выслуживаясь в офицеры, в капитаны, в адмиралы. А Империя до конца войны получила последовательного, разворотливого, могучего врага. Бывшая голытьба с Юга так и стала с той поры костяком, основой мощной военной машины республики. Урок беспощадного и позорного разгрома первых недель войны был понят правильно и накрепко: во всех последующих войнах, войнушках, конфликтах, конфликтиках, заварухах и заварушечках Рифат с потрясающей оперативностью, широчайшим размахом и полным отсутствием рефлексии вводила в бой очень прилично обученную и прекрасно вооруженную армию.

Происшествие в архипелаге прозвучало, как гром с ясного неба, а воспринялось - как пощечина. Уже на другой день в пяти крупнейших городах прошли демонстрации, а парламентарии, бывшие, как правило, в возрасте от пятидесяти - до шестидесяти пяти, в ходе трехдневных дебатов заморочили и завели всех остальных. Они с бульдожьим упорством повторяли одни и те же неистовые, безумные слова и требования покарать, выжечь каленым железом, объявить войну и поголовно истребить. Орали о необходимости защитить, наконец, соотечественников, об ущербе, о национальной гордости и беспрепятственно вздымающейся волне терроризма. Возвращались к этому снова и снова, как псы - на извергнутое ими, повторяли угрюмыми, безумными голосами одно и то же, пока не добились своего: к исходу третьих суток парламент выл хриплым, захлебывающимся воем, испуская из пасти нечистую пену. При этом никого не смущало то обстоятельство, что не было пока ровно никаких сведений относительно неизвестного врага и кандидата на выжигание каленым железом. Поэтому Президент, отменно разбиравшийся в законах и принципах коллективного правления, решил выждать еще сутки, дабы законодатели хоть чуть-чуть подустали и поуспокоились.

–  Господа, - начал он осторожные попытки урезонить разошедшихся законодателей, - да не можем послать Первый и Четвертый флота в демилитаризованную зону! Поймите же, просто не можем! По Мараххскому договору не имеем права без разрешения других сторон! Необходимо снестись с Роругом и Координационным Советом Конфедерации, иначе это просто-напросто конфликт! Готовый предлог для войны, если только она кому-нибудь понадобится…

Ох, чего только не пришлось ему выслушать потом! В чем его только не обвиняли! От лени, вялости и бюрократии: "Когда г-гиб-бнут наши сог-граж-ждане…" - и до простого, старого, доброго предательства национальных интересов. Тогда он счел полезным обидеться: