Фонарь под третий глаз
Шрифт:
Вытолкать Игната удалось лишь под утро. Он ушел, мрачный, страдающий, гордый, а вместо «спасибо — до свидания» злобно бросил:
— Все вы одинаковые! Стервы, одним словом!
Конечно, я сначала рассердилась на Игната за то, что он причислил меня к отряду стерв. Однако, подумав, пришла к выводу: трепетное сердце храброго милиционера разбито, он обиделся на всех женщин мира и теперь долго будет подозревать их во всех смертных грехах.
Между тем Манька, к немалому моему удивлению, разразилась настоящим водопадом слез. Она всхлипывала, хрюкала, терла
Оставив Маруську наедине с ее чувствами, я пошла на кухню, чтобы приготовить себе и подружке чаю с лимоном. Говорят, чай оказывает благотворное влияние на нервную систему. Вскоре мы уже сидели за столом и вполне спокойно обсуждали предстоящий визит к Серафиму Карловичу. О Манькиных страданиях напоминали лишь ее заплаканные глаза и припухший нос.
— Как еще с этим Карловичем все пройдет? — обеспокоенно вопрошала подружка, откусывая кусок от невероятных размеров бутерброда с вареной колбасой. — Предвижу трудности.
— Какие? — удивилась я.
— Если железка окажется и в самом деле какой-нибудь ценностью, сразу возникнет вопрос: откуда она у нас? Что тогда?
— Скажем правду: нашли, дескать, на помойке…
— Где это видано, чтобы ценность, которую, между прочим, даже по телевизору показали, на помойке валялась? Вдруг Карлович ментам стукнет? Они же ищут эту железку, а тут мы, как по заказу, еще тепленькие. Ментам, известно, лишь бы перед начальством отчитаться, никто даже пальцем не шевельнет, чтобы до истины докопаться. Вкатят нам срок по полной программе! Иначе нельзя, дело-то показательное будет — вот что ожидает расхитителей исторических раритетов! И все, отправят нас в солнечный Магадан!
Для полной убедительности перспектив «солнечного Магадана» Маруська даже пропела что-то про Владимирский централ и тяжелую жизнь за решеткой. Перспективы, что греха таить, безрадостные, я бы даже сказала, страшные. Чудилась в словах Маньки какая-то правда.
— Может, не все так безнадежно, Мань? — с тайной надеждой спросила я. — Мне почему-то кажется, антиквару самому не захочется иметь дело с милицией…
Маруська криво усмехнулась:
— Кажется ей… Шурка твой что говорил? Карлович — мужик непростой, подозрительный. Кто знает, что у него на уме?
— Нет, — твердо ответила я после некоторых раздумий, — в милицию он не пойдет, а вот стать обладателем железки может захотеть. В этом случае я нам не позавидую.
— Почему? — с перепугу Маруська даже забыла о бутерброде.
Ответить мне помешал звонок в дверь.
— Шурка явился, — сообщила я и пошла открывать.
— Ну, готовы? — спросил Шурка и, бесцеремонно отодвинув меня в сторону, прошел на кухню. Там он самостоятельно налил себе чаю, соорудил такой же огромный, как у Маньки, бутерброд. Подружка, видя, с каким аппетитом мой шеф уплетает монументальную композицию из хлеба и колбасы, сляпала еще одну точно такую же, пододвинула ее поближе к Шурику и озабоченно
— Шура, а твой дружок, часом, не стукач? В ментовку доносить не побежит?
— Дружок? — озадачился начальник.
— Серафим Карлович.
— Во-первых, он мне вовсе не дружок, просто хороший знакомый. А во-вторых, почему он должен бежать в милицию и доносить на вас? Разве на чердаке твоего дома в Грибочках имелось что-то криминальное?
— На каком чердаке? — растерялась подруга.
— Что значит на каком? — в притворном изумлении вскинул брови Шурка. — Славка говорила, что ты желаешь оценить бабулино наследство. Или я что-то путаю?
Маруська, казалось, совсем забыла выдуманную для Шурки сказку про чердачный хлам. Чтобы освежить память, я с чувством ущипнула Маньку в бок.
— Ай, больно же! — воскликнула она.
Шурка снисходительно рассмеялся:
— Ярослава, перестань издеваться над девушкой. Все равно я ни минуты не сомневался, что ты сочинила версию про наследство бабушки с одной целью — чтобы выйти с моей помощью на надежного антиквара. Ладно, показывайте, что у вас, да поедем уже. Карлович ждать не любит.
Я принесла загадочную железку и положила ее перед начальником. Он внимательно осмотрел находку со всех сторон, а потом глубокомысленно изрек:
— Забавная вещица. Старая. С чего вы решили, что она имеет какую-то ценность?
— А ее по телику показывали, вместе с ментом. Вон Ярослава видела, — радостно сообщила Манька.
Шурка присвистнул:
— Во дела! Это правда, Славик? И что мент?
— Не знаю, — буркнула я, кляня про себя Маруськину болтливость. — Полковник какой-то…
— Да бог с ним! Что он говорил-то?
— А я не слышала, у меня звук был отключен. Сначала железку показали, потом полковника… Пока я пульт нашла, в телевизоре уже только дикторша была. Она сказала, что, мол, следствие ведется.
— Растяпа ты, Ярослава! Сейчас бы уже знали, что это за железка, и к Карловичу не пришлось бы ехать.
— А что такое? Дядька ненадежный? — насторожилась Манька.
Шурка сморщился:
— Не в этом дело. В милицию он не побежит, не волнуйтесь. Просто… Ни к чему лишние свидетели. В смысле, не свидетели, а просто посвященные в нашу маленькую тайну.
— В нашу — то есть в мою и Манькину, — уточнила я. Мне представлялось, что Шуркино участие в этом деле ограничится лишь поездкой к Карловичу. — Ты здесь ни при чем. Это наша железка и наша тайна. Отвези нас к Серафиму, и на этом покончим.
— Не выйдет, Ярослава, — поцокал языком коварный шеф. — Согласен, железка ваша, зато антиквар — мой. И поверь, я вовсе не слабое звено, я — ваш первейший помощник и друг! Судя по всему, вы на пороге больших неприятностей, и дружеская поддержка лишней не покажется. Хочу еще заметить — только прошу без обид! — девицы вы увлекающиеся, эмоциональные… Если войдете в раж, запросто сможете устроить всемирный хеллоуин. Должен же хоть кто-то вас контролировать?! Так что, дамочки, вы расскажете, как все было, а уж я решу, как и что…