Фонтаны на горизонте
Шрифт:
— Уходит, уходит, уходит! — заметался он по берегу, потрясая кулаками. — Коннорс, что делать, что делать ? Догоните ее!
Осипов забежал в воду почти до колен и вдруг всхлипнул:
— Моя шхуна…
Коннорс, не обращая на него внимания, побежал к пристани, где стояли шлюпки. К нему присоединилось несколько человек. Охваченный общим волнением, Коннорс громко говорил:
— Моя «Кэмал» сейчас догонит эту баржу под носовым платком.
Люди попрыгали в шлюпку, отвязали ее и налегли на весла.
Но не сделали гребцы и десятка взмахов, как с берега заклокотал пулемет.
— О, идиоты! Назад к берегу!
Гребцы охотно выполнили его команду. Коннорс выскочил на пристань и побежал к маленькому мигающему пламени, которое вырывалось из ствола пулемета. В лицо ему бил ветер, врывавшийся в бухту между сопок тугой струей. Коннорс добежал до пулемета и сильным ударом ноги отшвырнул лежавшего за ним Норинова:
Болван. Моих людей перебьешь! Подбежавший Осипов простонал:
Как же моя «Диана»?
Буду догонять на «Кэмал». У меня есть пушка. Верну шхуну, — быстро говорил Коннорс. — Из пулемета больше не стрелять. Это бестолково, глупо!
Не будем... — уже вслед убегающему к шлюпке Коннорсу, крикнул Осипов.
...Утром «Кэмал» вернулась в бухту Круглых ворот. «Диана» исчезла, словно растворилась в темноте, и Коннорс прекратил ее поиски. Обеспокоенный исчезновением рулевого Стурволлана, он решил сразу же после шторма покинуть бухту.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
1
Много пронеслось штормов в жизни Ивана Алексеевича с той ночи, когда он под парусами бежал из бухты Круглых ворот. Не один шквал обрушивался на него, грозя смять, уничтожить. Много пришлось Северову переменить палуб, прежде чем он вернулся на свой «Кишинев»...
...Во Владивостокском порту стояла суматоха, которая обычно бывает при начале каждой навигации. В эти апрельские дни 1924 года в плаванье выходило одновременно несколько судов «Совторгфлота». Грохотали и отдувались паром лебедки, стрелы чертили еще прохладный чистый воздух, поднимая с пирсов и перенося в черные зевы трюмов различные грузы.
— Вира! Майна! Полундра! — звучали громкие команды.
Катились, грохоча железными шинами колес по булыжнику причалов телеги, текла бурливая река портового люда Реяли чайки, кричали что-то тревожное, с крыш зерновых пакгаузов взмывали стаи голубей и долго кружились в высоком безоблачном небе, под щедрым по-весеннему теплым солнцем.
Старенький транспорт «Кишинев», блестя свежей краской белых палубных надстроек и черных бортов, принимал на дальнем, семнадцатом причале соль для рыбалок Камчатки. За погрузкой спокойно следил с мостика Иван Алексеевич. Как и прежде, темно-синий суконный китель обтягивал его фигуру. Белая полоска подворотничка бежала вокруг смуглой шеи, но смуглое горбоносое лицо покрылось преждевременными морщинами, в карих глазах затаилась усталость. Виски отливали сединой. Северов наблюдал за погрузкой: ему хотелось быстрее ее закончить, чтобы на рассвете выйти в рейс.
К трапу подкатил автомобиль с брезентовым стареньким верхом и открытыми боками. Ветровое стекло пересекал веер трещин. Автомобиль губкома
«Никак ко мне, зачем? — подумал Северов, и по его губам скользнула улыбка, а взгляд стал теплее. — Может, Хайров по старой дружбе приехал проведать?» Не виделись они давно, еще с того рейса, когда «Кишинев» доставил отряд Красной Армии к Охотску для окончательной ликвидации банд генерала Пепеляева. Тогда Хайров выступил перед бойцами с речью. Говорил он с капитанского мостика через микрофон.
Иван Алексеевич хотел спуститься, встретить друга, но тут увидел, что из автомобиля вышел незнакомый человек с брезентовым портфелем. Дорогу ему преградил вахтенный.
— Пропустите, — сказал в мегафон капитан. Вахтенный уступил дорогу, и человек с портфелем быстро поднялся к капитану:
Товарищ Северов Иван Алексеевич?
Совершенно верно, — кивнул капитан. — Чем могу служить?
Вам пакет из губкома партии!
Северов вскрыл конверт, вынул тоненький листок с грифом «Секретарь Приморского губкома РКП(б)». На нем было написано всего несколько слов, написанных от руки: «Иван Алексеевич! Прошу срочно зайти ко мне. Если возможно, то с получением моей записки. Хайров»
Северов, теряясь в догадках, зачем он так срочно понадобился Хайрову, вошел в каюту, взглянул в зеркало и, накинув легкое полупальто, спустился с судна.
Через полчаса он был в кабинете секретаря губкома партии. Хайров вышел навстречу. На кителе у него в алой розетке горел орден Красного Знамени. Голову с густой копной каштановых, тронутых сединой, волос, Хайров держал, как и прежде, немного склонив к правому плечу.
Здравствуй, здравствуй, дорогой 11ван Алексеевич, — Хайров г улыбкой пожал руку капитану и жестом пригласил его присесть. Пиан Алексеевич взял предложенную папиросу и, закурив, весело спросил:
Ну, зачем я тебе так срочно понадобился? Или кого-то тайком под видом кочегара надо на побережье доставить? Или снова к мнимым китобоям хочешь меня послать ?
Оба расхохотались, вспомнив события прошлых лет, которые сдружили их и сделали единомышленниками.
— Нет, Иван Алексеевич, — разгоняя перед лицом дым от папиросы, говорил Хайров.
– Теперь никого нам тайком под видом кочегара не надо доставлять на побережье. Теперь мы хозяева и навсегда, — лицо Хайрова чуть нахмурилось. — Правда, кое-где в северных районах прячутся остатки белых банд, покусывают нас. То в одном, то в другом месте налетят, убьют несколько человек, подожгут здания и снова в тайгу, в сопки. Ну, недолго им осталось разбойничать. Всех выловим, на суд народный предоставим.
– Может быть среди них и Осипов с Нориновым и Никитин. — раздумчиво проговорил Северов. – Впрочем, едва ли. Они в Америку собирались удрать.
– Если американцы им это разрешили. — Хайров затянулся папироской.
– Американцам интереснее держать твоих Нориновых именно здесь, у нас.
– Ну уж, уволь меня от «твоих Нориновых», - улыбнулся Северов и напомнил: - Если бы не ты, так я бы и не знал о существовании этих подлецов.
— Что верно, то верно. —Виновато шутливо извинился Хайров. – Но тогда ты бы узнал, что такое контрразведка белогрвардейцев.