Формула фальшивых отношений
Шрифт:
— Да, — отвечаю я, понимая, что молчу слишком долго. — Всё хорошо. А у тебя?
Он запускает пальцы в свои вьющиеся светлые волосы.
— Да. Хотя, если Монтгомери действительно модернизировали свои машины, в этом году будет настоящая бойня.
Я встаю и качаю головой.
— Ты не можешь так думать. Они не имеют значения. Единственное, что тебе нужно знать — это то, что у нас лучшая машина на старте, и доверяй себе.
Его глаза расширяются.
— Вау, Стоун, ты что, хочешь меня подбодрить?
Он следует за
— Мудак, — говорю я, но без злобы. — Мне нужно, чтобы ты занял второе место в этом году. Я не могу допустить, чтобы Рейвенскрофт всё это время наседал на мою задницу.
Он улыбается, на его щеках появляются ямочки.
— Так ты хочешь, чтобы я оседлал твою задницу?
— Ты такой ребенок, — фыркаю я, затем спускаюсь по лестнице на первый этаж. — Но серьезно. Ты готов?
Он на мгновение колеблется, останавливаясь на ступеньку выше меня.
— Да, — говорит он наконец. — Готов настолько, насколько я когда — либо буду готов.
Я хмурюсь. Его пауза была едва заметной, но в мире гонок время измеряется долями секунды.
— Что случилось?
Он оглядывается через плечо, затем спускается по последней паре ступенек.
— У моей мамы обнаружили рак кожи во время летних каникул. Они считают, что вовремя заметили его и избавились, но ей всё ещё нужна химиотерапия, так что это были…тяжелые два месяца.
— Господи, Адамс. Мне жаль это слышать, — я хлопаю его по плечу и сочувственно сжимаю его. — Тебе что — нибудь нужно?
Он качает головой.
— Не — а. Хотел бы я быть рядом с ней, но эта работа хороша хотя бы в одном, — но улыбка немного кривовата и не касается глаз, когда он продолжает. — У меня достаточно денег, чтобы оплатить лучшее лечение.
Я изучаю его, отмечая напряжение вокруг его рта, которого раньше не было. Потом я вспоминаю вечеринку, которую он устроил на вилле в начале сезона, ту, где меня якобы сфотографировали с обнаженной Селеной. Теперь, когда я думаю об этом, Уэст казался не в духе: пил больше обычного, а потом размышлял в одиночестве. Я думал, это из — за того, что Белла не появилась в этом году, но, похоже, я ошибался.
— Спасибо, что рассказал мне, — говорю я. — Хёрст знает?
Уэст кивает.
— И Ваньер, — добавляет он, называя своего менеджера. — Я не хочу, чтобы кто — то ещё знал об этом. Это личное.
— Могу себе представить. Я никому об этом не скажу, — обещаю я. — Надеюсь, твоей маме скоро станет лучше.
— Спасибо. Я не теряю голову. Работал с психотерапевтом, чтобы разобраться со всем этим дерьмом. Мама уговаривала меня пойти, и я должен сказать, что это помогает, хотя это полный отстой.
Я содрогаюсь при мысли о том, что кто — то копается в моих мозгах.
— Главное, чтобы работало, чувак. Делай то, что тебе нужно.
Его взгляд становится острее.
— Чтобы победить, ты имеешь в виду? Чтобы
Я отшатываюсь, удивленный холодностью его голоса.
— Нет, чувак. Чтобы ты там не умер. Ты же знаешь, это займет всего секунду.
Мы оба поворачиваемся и смотрим на портрет Йоханнеса Ваха, фотографию в рамке, которую наша команда возит по всему миру из гаража в гараж. Он был одним из первых гонщиков Титанов и выиграл три чемпионата ещё в начале девяностых, затем погиб в ужасной аварии во Флоренции, сгорев заживо в своей машине после того, как врезался в защитный барьер. Его сын, Тобиас, в нашей команде в качестве запасного гонщика. Он сидел с нами в зале всего несколько минут назад. Я даже представить себе не могу, каково это — каждый день проходить мимо портрета своего покойного отца.
К счастью для меня, мой отец умер от обычного сердечного приступа, так что мне не нужно смотреть на его лицо каждый раз, когда я прохожу по коридору, хотя он тоже был гонщиком. Однако он не был Титаном, но четыре сезона выступал за Eagle, был близок к победе, но так и не выиграл ни одной гонки.
Я оглядываюсь на Уэста и вижу, как подергивается его горло, когда он сглатывает. Чёрт. Возможно, это было слишком драматично.
— У тебя всё получится, — говорю я более мягко.
Уэст опускает голову, кивая.
— Да.
Мимо проходит техник, здоровается с нами обоими, затем исчезает за дверью. Я хочу ещё раз поговорить с Уэстом, посмотреть, действительно ли он готов к этому, но момент упущен.
— Пойдем посмотрим на наши костюмы, — он натягивает улыбку. — Надеюсь, они не слишком изменили цвет по сравнению с прошлым годом. Я чертовски хорошо выгляжу в синем.
— Конечно. Потому что это самая важная часть снаряжения. А не тот факт, что оно в буквальном смысле может спасти тебе жизнь в аварии.
Технические специалисты стали намного лучше поддерживать жизнь водителей в этом виде спорта с девяностых годов, что включает в себя огнестойкий костюм и шлем, а также halo — петлю, установленную вокруг водительского сиденья для защиты наших голов от столкновений.
Уэст показывает мне средний палец, затем уходит в свою часть гаража, а я поворачиваюсь к своей. Теперь, когда он упомянул об этом, я тоже хочу знать о своем костюме. Мне придется носить эту чертову штуку каждый день в течение нескольких месяцев…
Хриплый смех прерывает мои мысли, и я останавливаюсь как вкопанный, уставившись вперёд. И прямо там, в боксе, рядом с моей всё ещё накрытой машиной, находится Элли.
Другие люди снуют по помещению, расставляя стеллажи с шинами и инструментами, но она стоит неподвижно, впитывая напряженную атмосферу. Интересно, как она здесь оказалась, но тут айтишник — Форд, один из младших разработчиков — толкает её локтем и указывает на что — то на стене, и к ним присоединяются ещё двое парней, что — то обсуждая.