Формула счастья
Шрифт:
— А если они не были ими, — процедил он, — зачем они пошли бы к юсам? Что им делать у юсов?
— У меня такое чувство, что ты очень хорошо знаешь ответ на этот вопрос, — сказал я. — И именно поэтому снова спрашиваю тебя: что сам ты делал двадцать шестого до обеда?
— Предупреждаю тебя, Симов, не надоедай. Иначе еще сегодня начальник базы узнает кто убил Одесту.
— Но он узнает, и кто закулисный организатор этого убийства. А вероятно, и автор двух предыдущих…
— И что же ты за комиссар, — притворился удивленным Рендел, — если все еще не понял, что Одеста, да, именно Одеста убила Штейна?
— Даже если и это так, — я изобразил безразличие, — это еще хуже для тебя. Потому что ты столько времени
— Нет.
— Скажи тогда, где ты был и что делал двадцать шестого…
— Спал, читал роман, гулял, смотрел на луну, пардон, на солнце и мечтал.
— Ладно, — встал я и снова направил на него флексор. — Переведи исследования Штейна в мой секретный банк.
Рендел отрицательно покачал головой.
— Переведи, — повторил я.
Ему достаточно было взглянуть на меня, чтобы понять, что нужно подчиниться и немедленно. Он подошел к компьютеру. Я стоял у него за спиной и наблюдал за точным исполнением моих указаний. Когда он закончил, я взял его ремень, на котором висел его наполовину вытащенный флексор, отдернул шторы и открыл окно. Странный, идущий прямо из земли свет хлынул в кабинет. Небо черное, как антрацит, приглушенно гудело.
— Ха-ха-ха! — громко рассмеялся Рендел. — А мы тут спорим, глупостями занимаемся… Может быть, в после-дниемгновения своей жизни!
— Что ты хочешь сказать? — обернулся я и глупо добавил: — Надвигается буря?
— Буря? Да, буря. Эйренская. Сам увидишь… Или, что более вероятно, не увидишь…
Его смех оборвался. Наша разборка заставила его на время забыть кошмар за окном, но теперь его глаза с болезненно бледной радужной оболочкой выражали только одно чувство — страх.
И все же прежде чем уйти, я швырнул его флексор далеко в папоротники.
Глава двадцать четвертая
У рейдера меня ждали Элия и Джеки. Какая картина… Женщина с бледным, напряженным лицом, бессознательно сжавшая губы, дрожащий щенок, плотно прижавшийся к ее ноге, и усталый мужчина, который идет к ним тяжелыми, притворно уверенными шагами. Под невообразимо черным небом. По узкой тропинке между растениями, очень, очень отдаленно напоминающие земные папоротники… Я остановился, и Элия испуганно посмотрела на рану у меня на лбу. Потом вынула из кармана тонкий шелковый платочек, начала аккуратно вытирать засохшую кровь и думаю, что этот ее бесполезный жест в данный момент мне был нужнее всего.
— Мой рейдер приземлился в нескольких километрах отсюда, — тихо сказала она. — Сам, без команды. И больше не двинулся.
— А этот? — также тихо спросил я ее.
— И он парализован. Но может быть, на джипе? Я покачал головой: минуту спустя после того, как я вышел от Рендела, он пронесся мимо меня на своем джипе.
— Он уже на пути к базе, — ответил я.
Я взял Джеки на руки и вместе с Элией мы молчаливо пошли через папоротники. Сейчас они слегка покачивались, но из-за полного безветрия это угнетало меня гораздо больше, чем их прежняя неподвижность. Что-то быстро их разъедало. В них образовывались круглые дырочки, а отторгнутые кусочки сыпались вокруг нас, как будто кто-то невидимый горстями разбрасывал одноцветные конфетти. Земная поверхность потерялась под их шуршащим покрывалом. Свет, который струился из земли под ним, становился мягче, его яркость превращалась в нежно-фиолетовое сияние. Смягчилось и чувство опасности внутри меня, там поселялось ровное и совсем неуместное спокойствие. Я посмотрел на Элию — она шла рядом со мной, зябко подняв воротник, и как-то против
Мы подошли к пустой линии, за которой простирался участок с колоннами, и прежде чем пересечь ее, медленно оглянулись. Папоротники продолжали свое похожее на ритуал покачивание. Листья роняли последние остатки своей разъеденной чем-то плоти, и их оголенные скелеты резко вырисовывались в сумерках. Они были абсолютно одинаковые — состояли из толстых скрещенных жил, а выросты, которые их соединяли со стеблем, имели форму клиньев с кривыми концами. Эти клинья, видимо, пускали корни. И пока мы стояли и смотрели туда, скелеты, оставшиеся от листьев, склонились под собственной тяжестью. Отрывались от стеблей и с монотонным тихим ропотом слетали вниз. Папоротники за нами постепенно преобразовывались в уменьшенное подобие колонн. Земля вокруг них взбаламутилась, покрылась желтоватой пеной, и все уже мертвое и ненужное потонуло в ней, не оставив и следа. Я спросил себя, что случилось бы с нами, если бы мы там…
— Пошли! — промолвила Элия. Мы пошли между рядами старых колонн. Или точнее, снова вступили в полосу призрачного света. И снова нами овладело это навязанное спокойствие. Оно перешло в безразличие… В летаргическую апатию… Я понимал, что нужно противостоять ей, но… Наклонившись, я опустил Джеки на землю, а когда выпрямился, то встретил равнодушную улыбку Элии. Джеки двигался вокруг нас неестественно длинными прыжками. Шерсть у него встала дыбом, время от времени кончик каждого волоска поблескивал, и тогда мы видели только искрящиеся контуры на мгновение нарисованной собачьей фигурки. Небо у нас над головой все также приглушенно гудело. Колонны подрагивали, как задыхающиеся темные существа. Внезапно мы оказались среди них. Наши шаги становились все более и более плавными… Мы уже двигались как легкие видения, почти не касаясь поверхности. Видимо, уменьшилась гравитация, но это меня не волновало, вообще ничто уже меня не волновало. В душе воцарился покой, как в пустыне.
Не знаю, какое расстояние мы так прошли. Может быть, большое, а может быть, нет. Дорога была однообразной — все те же ряды колонн…
— Джеки, — неожиданно промычала Элия, и что-то в ее интонации меня смутно озадачило.
Она протянула руку к собаке, потом опустила ее и оперлась на одну из колонн.
— Джеки, Джеки, — повторила она непривычным гортанным голосом, а глаза ее были прикрыты, словно при обмороке.
И я прислонился к колонне. Колонна была скользкой и теплой. Было ясно слышно, как внутри нее толкаются твердые звенящие тельца. Я вяло взял Элию за руку:
— Пошли.
Мы продолжали двигаться на юг к видневшемуся вдалеке возвышению. Шли бесшумно, как во сне, а там, где мы держались за руки, все как бы уплотнялось. Ощущение, что наши руки проникают одна в другую было, может быть, реальным. Я не смотрел на них, охваченный смиренной, приятной истомой. Мне казалось, что я переживаю не только свои мгновения. Словно вокруг витали и другие — входили в меня, наполненные неуловимыми чувствами, мыслями, движениями. И уходили. Пылинки чужой, непонятной жизни… Какая-то сила с легкостью подняла меня вверх… Потом понесла вниз. Потом опять вверх… Земля дышала. Глубоко, равномерно. Ее широкая грудь освобождала потоки сгустившегося воздуха. Или времени? Времени, состоящего из бесчисленных живых мгновений — чьего-то прошлого, чьего-то настоящего. Колонны всасывали его через свои теплые щели. Начали укрупняться, насытившись им, раздваиваться, утраиваться… Нет, это не было иллюзией. Они и вправду образовывали высокие пятиствольные зародыши.