Формула успеха
Шрифт:
Поскольку я оказался единственным, кто мог бегло с ними общаться, скоро я уже беседовал с капитаном. И, тряся ему руку, так растрогался, что несколько секунд не мог произнести ни слова. Наконец, овладев собой, я спросил, куда они направляются.
— К Вегелскому мосту, — сказал он. Невозможно было удержаться от искушения вызваться показать им дорогу. Однако сначала надо было найти несколько велосипедов, чтобы десантники могли выслать вперед авангард. Неподалеку, держась за рули своих машин, стояло несколько фермеров.
— Мужчины, — сказал я, — этим солдатам нужны ваши велосипеды. Прошу вас…
Эта
— Вы что, ненормальные? — разозлился я. — Эти ребята жизнью своей рискуют, чтобы освободить нас. А вам жалко несчастного велосипеда! Что ж, если так, ладно, напишу вам расписку за каждый велосипед. После освобождения можете требовать у мэра новый.
Так я и сделал — написал шесть расписок, поскольку требовалось шесть велосипедов. Капитан также их подписал. Тут вдруг один из фермеров бросился домой и привел нам велосипед жены, почти новый.
С огромным уважением смотрел я на этих десантников, когда они крутили педали по дороге на Вегел, — ведь за любым углом их могла прошить автоматная очередь немцев. Я хотел было поехать с ними, но и пастор принялся меня уговаривать, и люди удержали за полы плаща. Сказали: если нас схватят, меня, как гражданского, сопровождающего вражеских солдат, обвинят в партизанщине. Так что я вернулся в дом пастора, а десантники добрались до Вегелского моста, не встретив в пути никаких препятствий.
Назавтра нас разбудил грохот британских танков по дороге на Вегел. Я опять вознамерился отправиться туда тоже, но теперь дорогу мне преградили немецкие патрули.
В эту ночь разразилось жестокое артиллерийское сражение. Над нашими головами свистели снаряды, пролетавшие то от Вегела к Схийнделским лесам, где окопались нацисты, то обратно. В эту ночь я обнаружил, что человек не всегда знает, чего ему бояться, а чего — нет. В то время, как все остальные перебрались в погреб, я оставался в своей постели, будучи твердо уверен, что эти снаряды — не про меня, и мирно спал.
На следующий день в нашу деревню вошла американская пехота. Когда я спросил их, откуда они, указали дорогу на Вегел. Этого мне хватило. Я быстро собрал свои пожитки, поблагодарил хозяина и хозяйку, вскочил в седло и направился в Вегел, где обнаружил штаб-квартиру 101-го воздушного дивизиона американцев — «Визжащих ангелов». Не терпелось поскорее продолжить свой путь в Эйндховен. Какие-то люди вскрыли гараж, раскопали там вполне работоспособный автомобиль, и в эту замечательную машину вместились: две медсестры, два вышедших из подполья беглеца, один участник Сопротивления, сам владелец гаража — и горы багажа. Одна из сестриц сидела у меня на коленях. Ранним утром мы выехали в Эйндховен, но провели в пути не более получаса, как услышали грохот приближающегося воздушного налета, и, спасаясь, выбрались из машины и разбежались по окрестным полям. Наконец налет закончился. Наступила ночь, но, несмотря на темень, мы доехали до самого Сент-Уденроде, где нас задержал британский военный патруль.
В Сент-Уденроде обнаружилась пивная, однако переночевать было негде. Кто-то улегся на бильярдный стол, кто-то на пол под ним; но всюду было одинаково жестко. В конце концов мы разговорились, и каждый рассказал свою историю. Так мы скоротали ночь, а ранним утром снова пустились в путь и в
Наконец-то! Не терпелось получить ответы на сотню вопросов одновременно. Как моя семья? В каком состоянии «Вилевал» и «Лак»? Я попросил водителя проехать мимо «Вилевала». Дом стоял пустой, воплощение одиночества. С крыши сорвало почти всю черепицу, часть стены снесена. Гараж полностью уничтожен. Ни единой живой души. Позже я узнал, что леса бомбили союзники, полагавшие, что немцы спрятали там запасы оружия, и что мой двоюродный брат Антон де Йонг, живший в квартире над гаражом, чудом спасся от прямого попадания бомбы.
Оттуда мы поспешили в Эйндховен, по дороге встретив пожарного из филипсовской пожарной команды, который рассказал, что союзники освободили Эйндховен еще в прошлое воскресенье. Но во вторник немцы попытались отбить город, перед этим подвергнув его бомбардировке. Тот налет, что мы слышали по дороге, как раз предназначался Эйндховену! Союзники не успели еще установить противовоздушные батареи, так что немецкие самолеты могли в течение трех четвертей часа безнаказанно бомбить все, что им вздумается. Городу, все еще празднующему освобождение, страшно досталось.
Я спросил, не знает ли он, где мои жена и дети. Он полагал, что в городе, но в «Лаке» ли, сказать не мог. Говорили, что «Лак» горел.
Я нажал на стартер, чтобы ехать к «Лаку», но многие улицы завалило так, что пути не было. Виляя так и сяк, в объезд я наконец добрался до дома, который и в самом деле на вид пострадал основательно. Но не успела машина остановиться, как няня моих детей кинулась ко мне со словами: «Все целы! Никто не пострадал!» Я бросился в дом, и долгожданная встреча состоялась. Никогда еще душа моя не полнилась такой благодарностью к Господу. Не могу описать, что это такое — увидеться снова после таких трудных недель.
С огорчением я узнал, что жена и дети за последние дни натерпелись страху больше, чем за всю войну. За день до освобождения Эйндховена они на велосипедах переехали из Гольф-клуба в город, потому что в Валкенсварде шел бой. По пути им несколько раз пришлось прятаться в придорожных канавах. В Эйндховене, однако, все выглядело поспокойней. Поэтому они и остановились в «Лаке». В понедельник, 18 сентября, Сильвия и Тон увидели, как танки союзников маневрируют по узким улочкам центра. Их поразил контраст между веселостью горожан, шумно приветствующих освободителей, и угрюмыми, сосредоточенными лицами солдат.
На следующий вечер жена отправилась в гости к своему двоюродному брату, взяв с собой трех старших детей. Им хотелось послушать, как по радио сообщат об освобождении Эйндховена. И как раз тут началась бомбардировка. Человек двадцать кинулись искать спасения в доме Леопольда, спрятавшись под лестницей тесного подвала. Слышно было, как совсем рядом рвутся бомбы, от этого сотрясались стены. Тут уж впала в ужас даже моя жена. Между тем наши младшие в «Лаке» прятались в погребе со своей нянюшкой. Шесть бомб упало в саду, так близко к дому, что вылетели все стекла, пострадали стены, тяжелая мебель попадала. С потолка погреба сыпались куски штукатурки, но, к счастью, не там, где хоронились люди.