Форпост

Молчанов Андрей Алексеевич

Он вновь покосился на отца. По лицу старика медленно катились слезы.

– Сынок, - с тяжелым, но облегченным выдохом произнес тот. – Я всегда знал, что ты верно распорядишься нашим богатством. Но не знал, что случится именно так… Ты не захотел стать богачом среди бедных. Ты создал вокруг себя огромную семью… В ней нет убогих и угнетенных. Смотри, сколько у нас молодежи и ребятни… Ведь все они – твои крестные. Они родились здесь лишь потому, что ты дал кров и дело их родителям…

– Мы сделали это вместе, отец, - сказал Кирьян. – Зеленые алмазы были твоими и только твоими, но ты никогда

не трясся над ними, и никогда не говорил мне «нет», даже если и сомневался в моих начинаниях…И мы приумножили это богатство. Да еще как! Теперь мы богаты всей своей прожитой жизнью. А какой бы нам сейчас был толк от мешка с мертвыми камнями? Ты дал счастье многим, а потому сейчас счастлив сам.

– Знать бы нам в ту далекую пору, что это не изумруды, а куда как большая ценность, - вздохнул отец. – А барыги – те сразу смекнули, в чем дело…

– Да не жалей!

– Домов бы здесь стало куда больше, - отозвался отец. – Вот о чем досадую!

Они ехали на кладбище, навестить могилу матери в годовщину смерти. Посидели у гранитного надгробия, вспоминая и думая – уже каждый о своем, помянули светлую память родного человека, каждодневно и незримо пребывающего с ними, затем тронулись обратно, домой.

– Чтоб я сейчас дал за минутку очутиться у нас там, в деревне, - оглянувшись на ворота кладбища, произнес отец. – Вот идем мы из тайги с ружьишками, а дома хлопочет с обедом мать, а на столе – только из печи пирожки твои любимые с капусткой, да с грибами… Эх, мать! Веселая, любящая, в заботах своих нескончаемых… Может, навестим деревню, а, сын?

– Там остались только ее приметы, отец, - сказал Кирьян. – И там течет иное время. А возвращение к приметам прошлого не станет возвращением в прошлое. Твоя память вернет тебя в ту деревню куда лучше, нежели поезда и попутные машины. Впрочем, твоя воля: коли хочешь, так съездим. Только вот разберусь с текучкой…

– С текучкой ты разберешься, когда рядом со мной и с матерью ляжешь, - хмуро отозвался старик. – Ладно, вздор это, чего душу бередить, где счастье было, полынь-трава… Ей не утешишься. То место свято навсегда, но и навсегда пусто.

Кирьян улыбнулся рассеянно, со щемящей тоской вспомнив бревенчатый сруб, оплот своего детства. Остался он или осел, подгнив, в бурьяне, тоже храня в себе былое и радостное, некогда наполнявшее его жизнью и смыслом?

И дом этот – тоже богатство. Одно из богатств памяти.

– Одно меня тяготит, - сказал отец.
– В этом сегодняшнем времени нет ни цели, ни мечты. Это время потребления.

– А ты вспомни время приспособленчества, всеобщего угодничества вождям, нищеты, поисков дефицита, - возразил Кирьян. – Оно что, лучше?

Коммунизм – это засуха, пострадавшая от наводнения. И мы с тобой знаем, чем он начинается, и чем заканчивается. Не хочу туда! И даже пример израильских кибуц не вдохновляет. С их сытостью, равенством, но где ни у кого ничего своего нет. Хотя – это тоже форпосты, охранители границ, и государство их лелеет. А арабы боятся.

– А у нас в роли арабов на границе – все государство российское! – крякнул отец. – Только от него отбиваться и успевай! Каждодневно.

– Пока – получается…

В гостиной Кирьяна

ожидал Федор. Перекусили, помянули покойницу. Далее волей-неволей разговор обратился к неустройствам дня сегодняшнего.

– Скоро выборы мэра, - говорил Федор. – Приехали партейцы. Агитировать народ. От трех основных новообразований: мутировавшие коммунисты, либералы деловые и подпевалы от президентской епархии. Демократический выбор…

– Когда мы выберем лидером страны негра, я, пожалуй, поверю в демократию, - сказал Кирьян. – А пока проведи все, как обычно… - Пожал плечами. – Всем почет и уважение, всем обещания на ушко… Ну, а мы ориентируемся, как всегда, на реальную власть. Мэр у нас, сам знаешь, как президент в Америке… Кто бы ни был, что изменится? Все равно твоего прихода паства и моего кармана иждивенец… Лучше скажи, как тот парень… - Тут на лицо Кирьяна легла озабоченная тень.

– Скоро будет, отъехал дело готовить…

– А справится?

– Бога молю…

– И Арсений не без участия?

– Без него – никак. Хоть и грешник заклейменный, но в стараниях праведных наших – помощник…

– Рискует Арсений…

– Так ведь по убеждению, - сказал Федор. – Зачтется ему… И, как ни крути, а спасал-то он нас неисчислимо от всякого лиха.

– В парня того я не верю, - хмуро обронил Кирьян. – Перекати-поле. Пустышка.

– Только не корысть им движет, а любовь и раскаяние, - сказал Федор. – В деньгах-то себе он отказал, и перед делом не трусит. Его душа не потеряна для Господа. И мое сердце – с ним. Другое тут меня озаботило… Начальник наш полицейский ко мне заявился.

– Не с обыском, надеюсь? – хмыкнул Кирьян.

Начальник полиции был одним из вернейших агентов Его Преподобия, и, если представлял в своем лице официальные кадры внутренних дел, то Федор, властвовавший над всем и вся, кроме Кирьяна, олицетворял собой куда как высшую иерархию местного значения: тайную полицию, то бишь - госбезопасность.

– С докладом, - с терпеливым вздохом отозвался Федор. – Взвинченный и злой, как ошпаренный волк. Подрезали тут на дороге его машину. Нагло, чуть до аварии не дошло. Ну, тормознул он хулиганов. Подошел к ним. В салоне троица «урюков» уголовного вида. Из оконца дым от анаши просто клубится. Едут явно в гости к Дагестанцу. Впились в него взорами, дымят ему в лицо травкой. Стою, говорит, перед ними, и понимаю: начну качать права, мне конец. Они того и ждут. А на коленях у них – помповики и самый настоящий «калашников». На погоны мои им плевать. Как и на мой жалкий «Макаров» в кобуре. Плюнул, и пошел обратно к машине. Но – да в другом дело. Приехал к нему тут полковник из министерства. Аж – целый начальник отдела. Прибыл в край и вот, значит, решил нас навестить. То, сё, рыбалка и выпивка, никаких подвохов, а под занавес показывает нашему правоохранителю фото этого самого Олега… Не появлялся ли, дескать, тут таковой? Нет? Ну, возьмите фотографии, оповестите личный состав. Если возникнет – срочно мне сообщите, в долгу не останусь. И денег отсыпал – дескать, патрульным и гаишникам для поддержания бдительности. И премию пообещал, коли дело сладится. Гляди… - Федор положил перед Кирьяном фотографии.