Форпост

Молчанов Андрей Алексеевич

Затем из джипа вышел кавказец в полицейской форме, ярко-желтой безрукавке поверх нее, присущей представителям дорожной полиции и направился к служивому тандему, взирающему на него с явной враждебностью.

Состоялось корректное представление официальных представителей власти с маскирующимся под их коллегу мафиози, как ясно и усмешливо понял Серегин.

Да, в этих краях кипела большая борьба всякого рода интересов… Но мотивами и основами такой борьбы как всегда были порочные человеческие устремления, олицетворенные в конечной цели личного благополучия за счет или своего безразличия, или откровенного предательства, или всякого

рода компромиссов с совестью, если она была еще не изжита тем же самым, каждодневно приобретаемым безразличием…

Джип уехал, но теперь патрульных стало трое. И перемещаться с места своей стоянки они, похоже, никуда не намеревались. Серегин всерьез забеспокоился: почки трех взрослых мужчин неуклонно вырабатывают естественное и внушительное количество банальной мочи, а служебная форма не позволит отправить естественные потребности на глазах проезжающего мимо народа. Он ни разу не видел поливающего обочину полицейского: статус надстоящего над публикой поневоле влияет на сознание, принуждая к соблюдению поведенческих норм… Впрочем, к чему красивости обобщений? Дело простое: скоро кто-то из стражей порядка направится к кустам, где сидит он! Кстати, и его тоже подперло, спасибо, тебе, утренний ручеек!

Полицейские между тем остановили малолитражку. Из нее торопливо вышла женщина в светлом брючном костюме, держа в руке загодя вытащенные из сумки документы. Налетевший ветер развевал полы ее легкого изящного пиджачка. У нее было припудренное спокойное лицо.

Полиция попросила даму открыть багажник. Но е два та потянула рычаг троса, находящегося в салоне, как на дороге появились расхлябанные ржавые «Жигули», резко пищащие тормозами и виляющие из стороны в сторону. Взоры присутствовавших при их появлении разом отметили напряженное лицо водителя с солнцезащитными очками, словно впаянными в него, затем – стремящееся отделиться от подвески, косо наклоненное правое переднее колесо, свидетельствующее о выбитой шаровой опоре… А после, когда колесо мягко и нехотя отвалилось, «Жигули» пошли юзом, грубо врезались в багажник остановленной ментами малолитражки и замерли, завалившись набок и полностью перегородив дорогу.

Из покореженного, дымящего разбитым радиатором автомобиля, выпростался какой-то парень в майке, украшенной, наподобие пиратского флага, изображением черепа и костей, с сине-розовыми от лоховских татуировок руками. Космы его декадентской шевелюры, давно и решительно прервавшей знакомство с ножницами, свисали к плечам путаными сосульками.

Он так сильно дрожал, что стекла его округлых очков, сползших на кончик носа, казалось, дребезжали. Пересохшие губы тряслись.

Полицейские – настоящие и мнимый, – кинулись к нему, как к вожделенной добыче. Дама в брючном костюме обильно рыдала, глядя на свою искореженную уютную машинку, маленькое, разрушенное злою судьбой гнездышко уюта на колесах…

Серегин в этот момент ни о чем не думал. Им руководили инстинкты.

Он выскользнул из-за кустов, глядя, как перед автомобилями, перегородившими дорогу, солидно и неторопливо тормозит громоздкая «фура», мигом раскрыл дверь полицейской колымаги, повернул ключ в зажигании и, удовлетворившись рыком заведенного двигателя, включил передачу…

В зеркале бокового обзора он увидел удивленные лица стражей закона, лихорадочно достающих пистолеты и целящих их в родной угоняемый транспорт. Механически, выдернув из-за пояса «кольт», дабы урезонить их хоть

на миг, уносящий его от пули, пальнул с левой руки наугад, для испуга, под угол остающегося за спиной асфальта, но все же успел с удивлением уяснить, что бежавший вслед ему кавказец схватился руками за пах и ткнулся головой в асфальт, утратив скатившуюся в кукурузное поле фуражку с бледно-желтым околышем…

Вот так выстрел! Как шар-«дурак» в биллиарде…

Он знал, куда ехать. Пять километров, и перед ним – большая транспортная развязка со стоянкой региональных автобусов и отстойников дальнобойных «фур». Его хорошо выучили в Америке, как бойца, должного детально изучить местность предполагаемой операции с подходами к ней и, главное - с отходами от нее.

Он оставит полицейскую машину в этом скоплении автотранспорта, и любой ищейке станет ясно, что беглец пытается выбраться из района засад, стремясь в Центральную Россию. Именно на пути к ней станут перекрываться дороги, перешейки и лазейки, туда кинут силы на заслоны и поиск…

Пожалуйста! Как раз это его устраивает наилучшим образом!

Через час он проезжал на рейсовом автобусе, направляющимся обратно, в заветный городишко, мимо места горячей аварии. Увиделись скособоченные, передвинутые к склону горы понурые «Жигули», которым он послал душевный привет и искреннюю благодарность.

За три километра от городка чинно вышел из автобуса и двинулся к придорожной чебуречной, пора было позавтракать.

Здесь его никто не искал. Он был в «офф-сайте». Только голы, которые он мог забить с этой позиции, никто не отменит, это будут очень болезненные голы для противника, который тоже играет вне всяких правил…

Впрочем, он предполагал, что за ним будут охотиться, и это было состоянием привычным. С другой стороны - вот тебе, повороты жизни! Кажется, сложилась она сама по себе, плавно, как бы между прочим… А в результате – кто только не точил на него зуб: итальянская мафия, русские бандиты, КГБ, ФБР, ЦРУ, иракская армия, курды, теперь вот – полиция и местные, судя по всему, добровольцы…

К вечеру он смешался с чередой публики, направляющейся в храм на рутинную службу, отметив не без удивления внушительный наплыв народа и – с уважительной оценкой оглядев церковное строение с пятью голубыми, в золотых звездах, куполами, приниженными под куполом главным, колокольным, устремленным в небо на белокаменной, со сводчатыми бойницами ограненной колоннами шее – прямой, дерзкой и непоколебимой. Это был новый храм, дышавший свежестью своего сотворения, но сколько вызова, победы и безоглядности исходило от этого дыхания! И еще: своей необходимости, своего возвышения из развалин прошлых богоборческих безумств.

Странное чувство своей причастности, причем – поразительно!
– причастности сродственной и умиротворенной к этому вознесшемуся из земли в небо приюту скорбей и радостей, посетило крещеного, верующего, хотя и нерелигиозного Серегина светло и спокойно, пускай он отправлялся в храм, что говорить, с целями путаными, мирскими и едва ли благонравными.

Пока публика, кучась, выставляла свечи в бронзовые жерла подсвечников, и в гуле неразличимого людского говора готовились к службе певчие и батюшка, грешный шпион лихорадочно вызревал закоулки обширного помещения, косясь на церковный прилавок с бдительными служками, на алтарь, за которым, возможно, найдется потаенное местечко, столь необходимое ему, на служебные двери, ведущие в невесть какие недра…