Форсированный марш
Шрифт:
И вдруг все было кончено. Вокруг стало необыкновенно тихо. Шотландец с трудом поднял голову и увидел, что от катера, в который только что попала немецкая торпеда, и от людей, которые были на нем, не осталось ничего. Все исчезло, и единственным напоминанием о том, что они когда-то существовали, были только лишь расходящиеся круги на воде.
Между тем металлические канистры со специальным составом дымовой завесы, которые англичане еще раньше разбросали вокруг себя, продолжали исправно исторгать дым, и через несколько секунд десантники окончательно скрылись в густом тумане. Лэрд не видел ничего, кроме носа собственного катера — дальше все терялось в густом белесом дыму. Рокот моторов немецких торпедных
Чувствуя, как от боли у него буквально разрывается сердце, он сделал глубокий вздох. Голова раскалывалась. Нужно было обрести ясность мыслей — хотя бы для того, чтобы понять, как можно вырваться из этой ловушки. Едва узнавая свой собственный голос, полковник Фергюс Макдональд с трудом произнес, обращаясь к стоявшему за штурвалом молоденькому лейтенанту:
— Отлично, сопляк, двигай к берегу. Мы будем атаковать их!
Глава третья
— Что там случилось, Чапперль [34] ? — недовольно пробормотал полусонный Адольф Гитлер, называя Еву Браун прозвищем, к которому он прибегал только тогда, когда был по-настоящему недоволен своей подругой.
34
На самом деле, это практически непереводимое ласкательное австрийское слово, означающее что-то вроде «кисонька» или «цыпочка»; видимо, автор заблуждается, считая, что Гитлер употреблял его в уничижительном смысле. — Примеч. ред.
Ева Браун тряхнула головой, откидывая назад гриву своих светлых волос, упавших ей прямо на лоб, и твердо произнесла:
— Адольф, тебя срочно просят к телефону по крайне важному делу. Твой личный адъютант Линге стоит и ждет за дверью.
Морщась, Гитлер с трудом открыл глаза, и рукой поправил всклокоченные ото сна волосы. Неожиданный яркий свет, бивший прямо в глаза, сильно раздражал его, но делать, похоже, было нечего — прямо на него смотрела Ева Браун, а за дверью ждал Линге. Гитлер нахмурился. Вчера вечером он затащил все свое окружение в кинозал, и там все они до двух часов ночи смотрели новый фильм. Неудивительно, что сейчас он едва мог открыть глаза.
— Но я же, перед тем, как лечь спать, отдал приказ не будить меня раньше десяти часов, — раздраженно буркнул он. — Я же должен хоть чуть-чуть отдыхать, когда не нахожусь непосредственно на линии фронта. Как, черт побери, я смогу руководить Германией, если буду не в форме?
— Да, да, мой бедный маленький гепард, я понимаю, — протянула Ева Браун и потерлась своими роскошными обнаженными грудями о лицо фюрера. — Но дело в том, что что-то случилось во Франции. В местечке, которое называется Дьепп… — Она обезоруживающие улыбнулась. — Это все, что я поняла, Адольф. Тебе же известно, что я плохо разбираюсь в вещах подобного рода.
Сонливость Гитлера как рукой сняло.
— Что ты сказала? — рявкнул он. — Повтори, женщина, что ты сказала?
Ева Браун выставила руки прямо перед собой, словно защищаясь от Гитлера:
— Твой адъютант Линге сказал, что что-то стряслось в районе французского города Дьепп, но больше он ничего мне не сообщил. И тебе совсем необязательно кричать на меня так…
— Прочь с дороги! — прорычал Адольф и оттолкнул Еву в сторону. Выскочив из кровати в своей старомодной длинной ночной рубашке, которую,
— Фюрер у аппарата!
— Соединить немедленно! — произнес незнакомый Гитлеру телефонный оператор. Послышался слабый щелчок, какое-то потрескивание — и затем в трубке раздался голос, который фюрер отлично знал и столь же сильно ненавидел:
— Хайль Гитлер!
— Что происходит, фон Рундштедт? — нетерпеливо бросил вождь.
— Как мы и предполагали, мой фюрер, англичане предприняли попытку высадки десанта в Дьеппе. Они начали подплывать к побережью Франции в четыре часа утра.
— Я желаю знать детали! — потребовал Гитлер.
Ева Браун зевнула и, нащупав в картонной коробке, стоявшей у изголовья ее кровати, шоколадную конфету, положила ее себе в рот.
— Насколько я могу судить, англичане направили в сторону Франции две флотилии десантных судов. Британские десантники уже высадились в районе Варенгвилль-Кибервилль к западу от Дьеппа.
— То есть в районе батареи Гесса? — проговорил Адольф Гитлер.
— Так точно, мой фюрер.
— И им удалось продвинуться дальше после высадки на побережье?
— О да. Ведь командиру батареи Гесса отдан приказ не слишком сильно препятствовать их продвижению. Разумеется, я также не буду отправлять в этот район никаких дополнительных подкреплений. — Фон Рундштедт усмехнулся: — Перед тем как начнется настоящая мясорубка, мы должны позволить англичанам одержать их маленькую победу.
Адольф Гитлер нахмурился.
— Вам не следует так говорить об этом, фон Рундштедт! — бросил он. — Англичане — это великая нация. Меня крайне печалит горькая необходимость убивать их, что приходится делать в ходе этой войны. Если бы в голове у этого отвратительного пьяницы и плутократа Черчилля, испытывающего необъяснимую симпатию к еврейским капиталистам, было хоть чуть-чуть больше здравого смысла, то мы давно объединились бы с англичанами в борьбе против большевизма и они были бы нашими союзниками!
— Я понимаю вас, мой фюрер, — проронил фон Рундштедт, вложив в голос все свое уважение к верховному и единственному лидеру Германии. Он прекрасно понимал, что должен быть крайне вежлив с фюрером. Конечно, Адольф Гитлер ценил его военные знания и умения и охотно прибегал к ним, когда это было необходимо. Но в то же время фельдмаршал отлично понимал, что Гитлер готов в любой момент без всяких колебаний расправиться с ним — так, как он не раз расправлялся с десятками и сотнями других военачальников Германии. Фон Рундштедт совсем не желал пасть жертвой необузданного гнева и безграничности мстительности фюрера.
— А как ситуация в районе батареи Геббельса? — пожелал узнать Гитлер.
— Обстановка там до сих пор не вполне ясная. Торпедные катера, которые мы послали, чтобы перехватить флотилию десантных катеров англичан, пока еще не доложили полную информацию о выполнении боевой задачи. Однако согласно тем данным, которыми располагает мой штаб, очевидно, что нам удалось уничтожить большую часть тех групп коммандос, которые собирались высадиться в районе Берневаля.
— Грандиозно! — воскликнул Адольф Гитлер и топнул правой ногой по полу. Ева Браун удивленно покосилась на фюрера. Этот жест, который, очевидно, выглядел весьма весомым и уместным, когда Гитлер был одет в военный мундир и обут в сапоги, выглядел нелепым и смешным, когда он стоял в старомодной ночной рубашке и топал по полу босой ногой. — Но я хочу предупредить вас, фон Рундштедт: вы ни в коем случае не должны допустить падения батареи Геббельса. Это батарея ни за что не должна перейти в руки англичан. Она является ключевым элементом во всем нашем плане!