Форт Росс
Шрифт:
Отряд российских гардемаринов браво промаршировал в ворота. Во дворе миссии не было ни души. Нахимов поднял руку, и барабанная дробь стихла. Молодежь неуверенно и с интересом оглядывалась вокруг.
— Та-ак… — растерянно произнес Завалишин, — даже мой друг аббат встречать не вышел. Получается — полная виктория, господа гардемарины! Ну что ж, подкрепитесь пока, а мы с вами, мичман, пойдем взглянем — есть ли кто живой?
Пока отряд располагался в тени крепостной стены, дверь храма вдруг отворилась, и на пороге появился здоровяк-аббат
— Ба-а… А вот и мой друг! — подмигнул Нахимову Завалишин. Вышел вперед и уже по-испански обратился к святому отцу.
— Авва Антонио, вы, никак, тут все на тот свет собрались? Уж не от звука ли наших барабанов? — В глазах у него появились озорные искорки. — И что, сразу в рай или все же сначала в чистилище?
Аббат, узнав в лейтенанте Завалишина, заметно приободрился. Но все же взгляд его оставался настороженным.
— О, дон Димитрио! Это вы?! Велик и милостив Господь! Но позвольте, уж не для того ли юный генерал заявился ко мне с целой армией, чтобы продолжить наш теологический диспут?
— Боже сохрани, святой отец! Негоже мне, неразумному, вступать в диспут с мудрейшим прелатом Римской церкви! — в тон аббату парировал Завалишин.
— Вы преувеличиваете, мой юный друг, — притворно смущенно отозвался аббат, но все же метнул горделивый взгляд на свою разновозрастную паству. Монахи, потупившись, стояли за ним молча.
— Не более вашего, святой отец. Так же как я далек от чина генерала, вами упомянутого, так и отряд курсантов моих — от армии. Хотя я готов принять слова ваши как комплимент, — с улыбкой поклонился Завалишин. — А где же ваши доблестные гвардейцы, святой отец?
— Они… э-э-э… Они, мой юный друг, на учениях, — нашелся аббат и как-то сразу засуетился. — Да что же мы все на пороге стоим! Пожалуйте в нашу трапезную! Разделите с нами хлеб насущный!
Как и предполагал Завалишин, «разделение хлеба» превратилось в целое пиршество. Стол ломился от фруктов и овощей, и монахи выкатывали уже второй бочонок своего прекрасного вина. Дмитрий Иринархович на это и рассчитывал. Уж больно ему хотелось порадовать своих молодцов домашней едой да вкусным вином после дневного перехода. Монахи, кстати, разводили вино водой, что пришлось по вкусу и завалишинской молодежи. Когда, разомлев и разрумянившись от застолья, все развалились на лавках вокруг длинного стола трапезной, Завалишин наклонился к святому отцу и наконец задал ему вопрос, ради которого, собственно, и завернул к аббату.
— Авва Антонио, мы ищем трех беглецов. Двух мужчин, молодого и постарше, и женщину. Скорей всего, они с какого-нибудь судна.
Но аббат, слегка захмелевший, поскольку один пил вино неразбавленным, в очередной раз поднял свой бокал, похожий на небольшое ведро.
— Что случилось, дон Димитрио? Неужели наше вино утратило в ваших глазах те качества, которые вы еще так недавно превозносили? — с непритворной обидой в голосе проговорил аббат, от которого
— Я больше не пью, авва Антонио. Поздравьте меня с благим начинанием, — уныло отозвался Завалишин.
— Как?! Ведь лозу эту, — отец Антонио любовно заглянул внутрь своего кратера, — вы, русские, сами нам подарили. Испробуйте же свой дар!
В ответ Завалишин еще дальше отодвинул свой бокал.
— Да нет, не могу я, авва! Слово дал.
— Как?! Мой юный друг дал слово не пить мое вино? — с пьяным удивлением воскликнул аббат. — А в чем же причина?
Было видно, что аббат не на шутку огорчился. Честно говоря, Дмитрий Иринархович тоже был расстроен. Вино за время своих странствий он полюбил. Полюбил именно за его вкус, а не за хмель, который никогда не одобрял. Сейчас же хуже всего было то, что Нахимов, да и остальные курсанты смотрели на него с некоторым недоумением. Так что держался Завалишин буквально из последних сил.
— Ведь вино благословил сам Христос! — не зная уже, к какому аргументу прибегнуть, воскликнул расстроенный отец Антонио.
Взяв в руку свой бокал, Завалишин, наклонив голову, вдохнул в себя винный аромат.
— Ну уж если Он Сам благословил. — неуверенно начал Дмитрий Иринархович. — В последний раз, что ли? И день жаркий был! Что скажешь, Нахимов?..
В ответ Нахимов, чуть пригубивший вино из своего бокала, хитро ему подмигнул.
— Насколько я знаю, господин лейтенант клятву только насчет водки давали-с…
— Вот молодчина мичман! Вот голова! — радостно и с облегчением воскликнул Завалишин, не дав другу договорить. — А то я уж, душа моя, думал, так и покину края эти, не отведав вновь сего благородного напитка. Ну, выручил!
Вновь перейдя на испанский и обращаясь к аббату, Завалишин со словами: «Господи, спаси и сохрани!» тряхнул головой и залпом осушил свой бокал. Счастливее всех был аббат. Он расплылся в благостной улыбке, и пока Завалишин закусывал козьим сыром и персиком, гладил его по плечу.
— Вот теперь я узнаю моего русского друга! — сказал он, и глаза его увлажнились от нахлынувших чувств.
— Проходили нашей дорогой, — без всякой связи продолжил вдруг отец Антонио, с хрустом закусывая целой луковицей. Завалишину потребовалось несколько секунд, чтобы сообразить, что монах отвечает на заданный ранее вопрос о беглецах. Стараясь не выдать своего волнения, Завалишин подождал, пока аббат вновь наполнит их кубки, и осторожно спросил:
— А давно ли проходили, святой отец?
— Не далее как вчера, — с готовностью отозвался аббат. — Мы все удивлялись — откуда они могут быть? Но почему вы их ищете, дон Димитрио? На русских они не похожи. А женщина… Женщина вообще индианка! И при этом прехорошенькая!
На минуту, казалось, святой отец позабыл о своем сане, настолько умаслились его глаза. Он почмокал губами, икнул и потянулся за очередным фазаньим крылышком.
«Все-таки не зря говорили римляне, что истина в вине, — думал про себя довольный Завалишин. — Как все удачно разрешилось». Вслух же сказал: