Фотиния
Шрифт:
Ранним утром, обвязавшись шерстяным платком, опираясь на тросточку, пошла она к Фотинии. Старушка подошла к воротам и дернула за луженое колечко. Залаял пес Яшка.
– Тьфу ты, окаянный! Да свои! Свои! Своих от чужих не отличаешь! – недовольно проворчала старушка. Баба Фрося не хотела, чтобы проснулся муж хозяйки Никола, которого видела в изрядном подпитии накануне вечером. Тот брел, спотыкаясь о камни, по берегу реки и напевал во все горло песни. С такого бодуна в нормальное состояние еще долго не придет, поэтому и решилась баба Фрося прийти в их дом пораньше, пока спит Никола.
Открыла
– Доброе утро, хозяюшка, – произнесла старушка.
– Доброе утро, баба Фрося. Заходите в дом, и помогла старушке подняться на крылечко.
– Милая ты наша заступница, солнышко ты наше, одна чистая и светлая душа в селе.
– Неправда, бабушка, людей здесь много хороших и светлых, как говорите вы.
– Это-то верно, что много, но ты у нас особенная, правильная, живешь по вере. Вот, поэтому пришла к тебе спозаранку. Дело у меня к тебе, Фотиньюшка!
Старушка присела на стул в небольшой кухне. Икона Богородицы висела в переднем красном углу, в окурат над обеденным столом. Женщина обратила внимание на то, как по особенному старушка посмотрела на икону.
– Икона – это окно в мир иной, но окно это открыто только для тех, кто обладает особым духовным зрением, – заметила хозяйка.
– И то верно! Никола-то твой, этого не видит. Антихрист он, не верующий ни в Бога, ни во что… Порода у них такая, неверующая была.
Фотиния налила старушке густую чашку чая с молоком, поставила блюдечко и предложила только постряпанные шанежки.
– Спасибо, милая, от чайку не откажусь. Совсем аппетит пропал, без Петеньки, за стол и садиться не хочется. Все вместе, да вместе, вот так жизнь и пролетела!
Я, Фотиньюшка, к тебе с просьбой пришла, от нас, стариков. Ноги вот у меня больные, да и спина беспокоит, где мне старой до городу добраться, а так хочется в церкви и службу отстоять, и свечку поставить за упокой души моему Петеньки.
– Буду в городе – обязательно зайду в храм, и свечку поставлю, бабушка.
– Спасибо, родненькая! Я это к тому говорю, что нашей деревне своя церковь нужна, или часовенка, а то, поди, на несколько верст в округе Храма нет.
– Да, места здесь живописные. Я видела во сне, как над рекой возвышается храм Божий, с золотыми куполами. Величие его красоты отражается в зеркальной глади воды, а над ним парят, в небесах, голуби – произнесла с замиранием сердца Фотиния.
– Вот-вот, видно, душа и моего Петеньки превратилась в сизого голубя и где-то парит в небесах.
Я здесь, в деревне всю жизнь прожила, так помню и деда его Николу. “Царствие небесное ему!” (перекрестилась старушка), и жену его Ольгу. Глаз у неё был “чёрный”. Как посмотрит на тебя, аж просверлит насквозь. Люди её стороной обходили, боялись, что сглазит. Но я это не т тому говорю, Ольга она была женщина работящая, хозяйственная, а вот Никола – дебошир и пьяница. Ну, вообще, намучилась она с ним. Видно, от этого и в постель слегла, да так, что и подняться уже не смогла больше. Лет пять так и пролежала, парализованная. Вот в той комнатке, в спаленке, и лежала. Так Никола-то, что учудил, окаянный? При живой жене привел молодуху. Детки бегают, а у них две мамы.
Вот раз Никола напился до чертиков и с топором хотел на Ольгу-то и налететь, да запнулся об порог и сам себя наказал: упал веском на топор, истек кровью, спасти не удалось.
Фотиния перекрестилась, тяжело вздохнула: “Царствие небесное ему!” Сам не ведал что творит! “Пусть земля ему будет пухом!”
Баба Фрося, тоже глядя на икону, перекрестилась. Сидя у окна, старушка задумалась и устремила свой взор в безоблачное небо, перекрестилась. После небольшой паузы она продолжила разговор:
– Совхоз у нас был когда-то богатый, какие поля засаживали разными культурами. Своя мельница была, а свиноферма – лучшая в районе. Сама всю жизнь там проработала, а теперь по телевизору все про безработицу говорят, работать людям негде. В деревне мужики спиваться стали. Работы нет, а что ему, мужику, остается делать? Пить! Заливать свое горло, да баб колотить, за то, что обеспечить не может семью. Вот твой Никола–то спился, в деда, небось, своего пошел. Да, весь вылитый дед Николай! Не повезло тебе, милая, с муженьком!
– Бог не обидит. А мой Никола добрый, что пьет – это беда, то верно. Молю Бога, чтоб помог с этой напастью справиться.
– Моли, милая, моли. Бог видит, кого пожалеть, а кого…
Недоговорив, вздохнула тяжело.
– Уж больно твой Никола в деда пошел. Вылитый дед.
Отодвинув в сторону чашку с блюдцем, молвит баба Фрося:
– Благодарствую за чай. Я пришла к тебе с такой просьбой, может, замолвишь словечко, председателю совхоза, Трофиму Николаевичу, человек он хороший, верующий, может, подсобит как-нибудь, насчет церквушечки в нашем селе?
– Хорошо, поговорю при удобном случае, бабуличка. А это вам на память иконочка – и Фотиния сняла с полочки икону Богородицы. Молитесь, бабушка, она поможет пережить горести. По вере и любви к Матушке Богородице Вам воздастся.
– Спасибо за такой дорогой подарок и за чай!
Проводив старушку до калитки, женщина призадумалась. Она вспомнила слова старушки о том, как дед Николай погиб, и Никола во многом повторяет судьбу своего деда. Силою воли взяла себя в руки и мысленно произнесла: – Самое важное, самое главное, то, что дает ощущение мира и покоя в душе – это вера в Бога, умение любить. Для этого нужны открытые людские сердца, чистая душа, добрые помыслы и действия – самое главное – чистая совесть. Много это или мало? Много, потому что достигнуть душевной чистоты также трудно, как прожить целую жизнь. Мало, потому что надо жить по- божески.
Фотиния, быстро накинув на аккуратно заплетенную косу косынку, пошла к автобусной остановке. Подруга, Наталья, просила приехать, что-то с крестницей случилось. По дороге женщину окликнула соседка.
– Фотиния! Зайди на минутку во двор.
Эту пожилую женщину очень уважала Фотиния, она одна управлялась со своим хозяйством. Она обладала воинским характером, помощи не просила ни у детей, которые очень редко ее навещают, ни у соседей. Сама строила свои теплицы, сама городила забор. Ей уже 76 лет, но она держалась “молодцом”.