Фотомодель. Часть 2
Шрифт:
Просто зачерпни в ладони радость утра, сдобри ароматами спелого дня, сбрызни заревом заката, посыпь пыльцой ночного неба. Каждый из нас танцовщик беспредельной пластичности красок.
***
В мае прекрасна даже бессонница. Может быть, значительно лучше (уж точно романтичнее и, не побоюсь этого слова, волшебнее) изнурительных дней с побочным эффектом в виде солнечных ожогов. Да. Значительно лучше.
Весна уходит вдаль, как пароход и, что бы там ни говорили, уже не вернётся. Да, конечно, будет другая весна, другой пароход, но это будет уже Другой пароход, Другая
***
Нет, я не собираюсь выбиваться из общей тональности, ведь впереди лето как огромный кусок фруктово-ягодного пирога. И всё-таки грустить иногда даже весело, когда что-то уходит, и знаешь наперёд, что воздушное и радостное наступит этому взамен.
***
Иногда кажется, что от счастья тебя отделяют несколько сантиметров, килограммов... Ещё ЧУТЬ-ЧУТЬ постройнее, ещё ЧУТЬ-ЧУТЬ отращу волосы, и тогда... (После многоточия можно смело отпускать на волю воображение), оно распишет во всей красоте ЧТО, но, скорее всего упустит из виду КОГДА, а это и есть самое главное.
Бесконечно стремиться к совершенству всё равно, что бежать за радугой и радоваться "уже ведь совсем близко". Рукой подать. А радуга лишь ухмыльнётся перевёрнутым смайликом, обнаружив ещё какие-нибудь ЧУТЬ-ЧУТЬ.
А жизнь проносится мимо или проносимся мы в угаре перфекционизма. Не разобрать, пока не остановишься. И когда задохнёшься, выбьешься из сил, окажется, что самое интересное не в небе, а здесь вокруг и даже прямо под ногами. Муравьишка соломинку тащит, бабочка сроднилась с цветком и хочется смачно плюнуть "да фиг с ними с двумя лишними килограммами"... А радуга - беги-не беги - всё равно растает. До следующего дождя.
***
Если хочешь посадить прекрасный сад, брось в землю прекрасные семена. Не думай, какие из них прорастут, не пытайся представить свой будущий сад. Просто верь, он будет прекрасным и, может быть, даже прекраснее, чем ты мог бы ожидать.
***
Место тюльпанов в хрустальной вазе на журнальном столике заняли первоцветы лета пионы, ещё не наступившего, но в горячем воздухе уже забродили мысли о его небесконечности. А пока небесного цвета надежды и отражения облаков в озёрной тишине, и всплески сомов и мелких рыбёшек. Как бы то ни было весна торопит заканчивать хроники, а в блокноте так много свободных листов. Лучше всего делиться секретами с тетрадями: они не болтливы.
12
У Илоны всегда было много знакомых, а среди знакомых много фотографов. Они возникали откуда-то, как из разноцветного тумана, на презентациях, в соцсетях, ночных клубах.
Ничего вроде бы удивительно, что как-то невзначай к ним добавился еще один, но что-то было не так...
Фотограф был какой-то странный. Появился откуда-то из камышей, когда его не ждали и в то же время очень кстати. Илона прогуливалась возле озера на окраине города, недалеко от своего дома и как раз подумала: "Жаль, нет фотографа рядом". А он уже тут как тут с объективом наготове и командует:
– Так. Стойте так...
А потом уже "Можно вас сфотографировать?".
– Не только можно, но и нужно!
Фотографируйте, пожалуйста, господин неизвестный!
Хотя... почему неизвестный... Лицо его Илоне было даже знакомо. Не то чтобы очень. Смутное такое ощущение "где-то я его видела". Да почему где-то? На всех пожалуй, мероприятиях, посвященных знакомым событиям - открытие в городе моста, какой-нибудь большой автопробег... И он везде незримо рядом.
– Напомните, пожалуйста, ваше имя. Мне кажется, я вас знаю.
– Аркадий Снеговой.
Имя тоже как будто знакомое, хотя никаких громких фотовыставок с ним не было связано, да и с выпускными-свадьбами не ассоциировалось. И точно не с газетами-журналами.
Хотя сейчас столько фотографов. Каждый, у кого есть более-менее приличная фотокамера и хоть немного чувства вкуса и стиля (а иногда и без оных), способен беззастенчиво заявить: я фотограф такой-то.
И каждый, действительно, вправе мнить себя кем угодно. Хоть Гаем Юлием Цезарем.
– Очень хорошо, - остался доволен фотограф.
– Завтра занесу вам фотографии на работу.
– И добавил, натянув улыбку.
– Приятно делать приятное красивым женщинам.
– Если вы пришлете мне снимки по электронной почте, мне тоже будет очень приятно, - пыталась Илона уклониться от не входившего в ее планы знакомства.
– Я зайду на минуту, в крайнем случае на две.
Откланявшись, незнакомец (или все-таки знакомый?) затерялся в приозерной зелени.
Зашел он, и правда, всего на минуту, от силы, на две. Как обещал, принес с собой три глянцевых фотографии размером с альбомный лист.
Оставшись одна, Илона в предвкушении распечатала пакет из фотосалона. И тут же бросила погрустневший взгляд в сторону мусорной корзины.
Обычно такие снимки не дарят девушкам, женщинам поклонники даже грубого реализма. Тем более второй снимок был вполне художественный. Тем самым фотограф как будто желал показать, что может иначе.
Если верно, что фотография отражает не только черты модели, но и отношение к ней фотографа, то в таком случае Илоне оставалось только гадать, чего же такого страшного сделала она этому человеку, если он так гротескно изобразил каждую мельчайшую морщинку, каждую пылинку пудры, как будто хотел разъять модель на молекулы.
Илоне стало не по себе. Ей захотелось, что бы кто-то позвонил, но телефон как назло почему-то молчал, как будто сговорился с фотографом. И только вечером Илону позвали взять в руки серебристый мобильник жаркие бразильские ритмы - мелодия вызова.
Вишневский...
Время от времени он звонил, когда был очень пьян, а Илона каждый раз выслушивала его монолог, не отличающийся разнообразием, а потом ругала себя, что не прервала его.
Слушать пьяный бред целый час - слишком большая честь для Вишневского. Принципиально Илона не смотрела его спектакли, но каждый раз, когда Вишневский уверенно спрашивал, достаточно ли хороша его последняя работа, Илона цедила малодушное "да". И, конечно, потом ругала себя за это.