Фоторобот в золоченой раме
Шрифт:
– Ну, тогда кафедра театральных постановок. Как понты держать. Тут ты мастер.
– Я не волшебник, а только учусь, – хмыкнул мошенник.
– Ты скажи без протокола – не совестно старых людей обувать? У тебя родители ведь есть.
– Да я бы и их обул. Такие твари, я тебе скажу. Будь их воля, они б меня на внутренние органы продали.
– О муках совести тебе неизвестно.
– Какая совесть? Почему я кого-то жалеть должен? Меня кто жалел когда?
– Старики твою разводку как смертный приговор принимали. В таком возрасте такие
– Значит, судьба у них такая. – Мошенник заулыбался, настроение у него было далеко не удручённое. – Пожили – пускай другим дадут пожить. А мне деньги нужны.
– Молодец.
– Человек человеку лох… Ну чего ты меня так глазками буравишь? Мол, насквозь видишь, да?.. Ха, а встреться мы на воле – так ты тоже бы лохом для меня стал. И гулял бы я на твои деньги, опер. Прикинь, на ментовские деньги в «Метелице» заклубился бы с травкой и коксом!
– Вряд ли. Лекарства дорого стоят, а тебе бы на них всю оставшуюся жизнь пришлось работать.
– Ну а хамить не надо, – нахмурился мошенник. – Я этого не люблю.
От такой наглости Платов на миг оторопел, а потом залепил ему ладонью в лоб. Основательно так, но без телесных повреждений – как учили. И с удовлетворением услышал от распростёршегося на полу мерзавца жалобный скулёж типа «дяденька, не бейте».
– Пустить бы тебя в расход, падлу. – Платов вздёрнул за шиворот тщедушного мошенника и кинул на стул. – Рука бы не дрогнула.
На работу по этой группе убили пару дней. С утра, вместо того чтобы воспользоваться законным «отсыпным днём», положенным по всем правилам после такой работы, Платов отправился на Житную.
Там Шведов сообщил ему новости:
– По Левицким. Машину их система «Поток» зафиксировала на Рублёвке пару раз. Мы посмотрели по детализации мобилы за последние месяцы – получается, у них там притяжение, к этой Рублёвке.
– И сколько мы ещё ждать можем? – спросил Платов. – День-два, неделю?
– Труба дело, – вздохнул Шведов. – Потерпевший в подмосковных лесах прячется, уже нервничать начинает. Руководство тоже нервничает – вроде уже всё спланировано, а реализация оттягивается. Чего предлагаешь?
– Пока мы только до Носорога дотянуться можем. На него доказухи выше крыши. Он возил. Перелицовывал. И под рукой.
– Кстати, он уже отлично знает, что под них копают. – Шведов открыл сейф и протянул сводку своему напарнику: – Глянь, до чего он договорился.
Платов наспех просмотрел отмеченные маркером абзацы. Похоже, Носорог беседовал с кем-то ушлым в юридических вопросах, возможно, с адвокатом.
«– Ну и пускай хоть Интерпол, хоть ФБР привлекают, – говорил Носорог.
– Картины-то правда фуфельные, – в ответ резонно замечал собеседник.
– Да ладно тебе. Какие фуфельные!
– Ой, ну со мной вот не надо этого… Я же знаю, что ты мазню эту покупал. И переделывал.
– Слушай моё веское слово. Купил я пейзажи этого Де ла Кура. Показал знающим людям. Они сказали, что это Киселёв. Неизвестный.
– И засияли подписи русских классиков! Уверен, что тебе поверят?
– А как же. Я прав. И ничего не боюсь».
Платов отодвинул сводки.
– Что значит – отмыл картины? – возмутился Шведов. – В ванной, шампунем и мочалкой?
– «Отмыть» у реставраторов – это убрать наносные слои и обнажить более ранние, подлинные. Но это всё бред. Экспертиза ясно даёт, что надпись Киселёва более поздняя. А вытравленная Де ла Кура – родная. Даже не парься.
Послышался звонок мобильного. Шведов взял трубку.
– Да, я, – закивал он. – Когда?.. Откуда звонили? Значит, здесь… Держите меня в курсе. Звоните в любое время.
Он со стуком положил телефон на стол, победно улыбнулся и сообщил:
– Группа контроля по «двоечке». Прослушка наша родная. Левицкая снова в эфире. Говорила с каким-то реставратором. Обещала в четырнадцать часов завтра на улицу Стасевича подвезти на реставрацию этюд Саврасова.
– Отлично!
– Ждём её там. Принимаем под наблюдение и укладываем в адрес. – Шведов отстучал на телефоне номер. – Григорич. Это Шведов… Помнишь, тему по антикварным барыгам. Надо завтра поработать. В адрес уложить… Я понимаю, что заказов полно и ты по террористам сейчас работаешь. Но у нас реализация срывается. Мы их приёмку готовим. А они у нас неизвестно где дохнут… Ладно. Конечно… Понял…
Положив трубку, Шведов вытер пот со лба:
– Уф, договорился. Волшебное слово для «наружки» – под реализацию.
– Реализация, – покачал головой Платов. – Уж не верится, что она будет.
– А куда мы денемся с подводной лодки! Будет…
Дом был огромный, сталинских времён, с архитектурными излишествами, и раскинулся на целый квартал. Одних подъездов была пара десятков, и в каждом строгие вахтёры.
Здесь располагался какой-то закрытый научно-исследовательский институт. И в этом секретном почтовом ящике на вполне законных основаниях расположились сотни офисов.
Оперативники появились там загодя. День был душный, похоже, что начинающееся лето будет жарким. На месте их ждали сотрудники оперативно-поискового бюро МВД России.
– Главная задача – засечь фигурантов, – сказал Шведов. – Провожаем до адреса. Неплохо узнать, к кому они здесь приедут.
– Ты говорил, они к реставратору какому-то идут, – заметил Алексей, старший «наружки», по виду – типичный работяга, совершенно неприметный. – Внутрь нас не пустят. Нам запрещено в почтовых ящиках работать. И засечь фигурантов тоже непросто – смотри, сколько подъездов здесь. И народу как на Красной площади в первомайскую демонстрацию.