Фраер вору не товарищ!

Рыжков Владимир Васильевич

Какой-то шустрый телеоператор перебегал с места на место, пытаясь найти лучший ракурс, чтобы захватить лица всех присутствующих. Махров слегка повернул голову в сторону Боксера, процедил сквозь зубы:

— Кто позволил? Гони в шею!

— Это с телевидения, — как само собой разумеющееся констатировал Витек. — Чё ты, Сергеич? Пускай в новостях покажут. Народ должен знать своих героев.

— Не хочу лишний раз светиться на экране, — недовольно проворчал Махров и протиснулся к гробу.

Там он откашлялся и махнул рукой с зажатыми в ней четырьмя гвоздиками.

— Друзья! Сейчас мы прощаемся с замечательным

человеком, отличным парнем, ушедшим от нас таким молодым, что просто болит сердце от этой потери. Сергей был мне, как сын. Поэтому и отношения у нас были доверительные. Пожалуй, никто не знал его лучше, чем я. И я могу со всей ответственностью сказать, что это был человек с совестью. Подлая пуля киллера подкосила его в момент наивысшего взлета. Он упал и больше никогда не поднимется, чтобы улыбнуться нам. Но я клянусь, что найду человека, который заплатил этому наемному убийце. Он не уйдет от возмездия…

И тут Махров заметил за спинами скорбящих женщин пухлую физиономию Груздя. Рядом с ним торчала рыжая голова Чекуня. Лицо Груздя было серьезным, но Махров увидел перед собой искривленные в усмешке губы и лукавый взгляд. Он почувствовал поднимающуюся волну возмущения и злости. Неужели Груздь усмехается! Нет, показалось. А может, не показалось? Вот дернулась его верхняя губа, пошла вбок, растягивая рот в ехидной улыбке. Груздь отвел глаза, что-то проговорил Чекуню, тот тоже усмехнулся. Никакого сомнения в этом.

Махров вдруг совершенно ясно понял, что началась война, что совсем скоро будет ещё кровь, будут ещё трупы, и победит в этой войне тот, кто выстрелит первым и не промахнется. Потому что холостой выстрел будет для стрелявшего последним.

Он, Махров, должен сделать этот выстрел и обязательно попасть, чтобы остаться в живых. И самым лучшим выстрелом будет выстрел в спину, оттуда, откуда его никто не ждет. Это должен быть такой выстрел, которого никто не услышит. Беззвучный, незаметный, исподтишка, когда жертва даже не догадывается, что в неё выстрелили. Когда тот, кого убрали, ещё жив, но уже никто — просто не существует, как личность. И Груздя нужно уничтожить так, чтобы он сам не понял, что уничтожен. Только недалекие люди идут напролом, достают стволы и палят во все стороны, не разбирая, кто свой, а кто враг. Люди с головой поступают незаметно. Когда он сделает свой выстрел, никто даже не поймет, что произошло, но результат будет аховый — такого не достичь ни пулей киллера, ни килограммом тротила. Какой это будет выстрел, он решит потом, когда получит весь компромат на себя и на остальных. Возможно, он просто сдаст Груздя братве, чтобы самому не марать об него руки. Махров решил ускорить события и не откладывать на завтра то, что можно сделать сегодня.

На экране плыли кадры похорон. Серьезные лица мужчин, опущенные головы, зажатые в кулаках жухлые цветы. Всхлипывающие женщины, утирающие платочками глаза. Гроб с телом и открытой крышкой на краю могилы. Голос Махрова за кадром, произносящего последнее слово.

— Смотрите внимательней, — сказал Самохин. — Среди этих скорбных лиц — лицо убийцы. Конечно, у него на лбу не написано об этом, мы можем только гадать. Костя, ты у нас самый проницательный. Если не угадаешь, тоже неплохо. Но за правильный ответ звездочку обещаю.

Костя подсел поближе к телевизору, уткнулся в экран. Сурков и Тарасенко тоже пододвинули

стулья. Если зашел разговор о звездочке, можно и поднапрячь интуицию. Конечно, определение преступника в толпе непричастных — это гадание на кофейной гуще, но вглядеться в лица подозреваемых не помешает. Вполне может случится, что зрительный образ наложится на вещественное доказательство, и личность заказчика установить будет проще.

— Ну, я думаю, он не будет смеяться и хлопать в ладоши, — предположил Костя. — Попробует сохранить присущее моменту выражение лица. Может, наоборот, будет плакать навзрыд. Вот, смотрите, мужик платком глаз вытирает. Кто это такой?

— Гречихин, — подал голос Сурков. — Кажется, он директор мебельной фирмы. Не, этот из сочувствующих. Вернее, из солидарных. Если начали директоров отстреливать, то у него тоже очко не железное. Себя жалеет.

— Вон баба ревет, — заметил Тарасенко. — Может, она? По прикиду богатая. Запросто может киллеров нанять.

Самохин нацепил очки, пригнулся к экрану.

— Ну-ка, Костя, прокрути назад.

Костя нажал кнопку на пульте, прокрутил кадры в обратном порядке. Женщина сначала утирает глаза, потом плачет. Костя нажал стоп-кадр.

— Нет, вряд ли, — высказал сомнение Самохин. — Это искренние слезы. Понимать надо. Видать, одна из его подружек. Вон их сколько! Правда, женщина может искренне плакать по любому поводу, даже от радости.

— Как на подбор! — заметил Костя. — Где же он таких красавиц-то брал? Я сколько по улице хожу, все какие-то замызганные домохозяйки попадаются. Даже не с кем познакомиться.

— Дурак, такие по улицам не ходят, — мрачно проговорил Сурков. — Шел бы в ГАИ «мерседесы» останавливать. Вот с такой бы и познакомился. Она бы тебе вместо штрафа на заднем сидении…

— Отвлеклись от темы, — прикрикнул Самохин. — Давайте о женщинах в нерабочее время. Что вот это за ребятня? Что это ещё за партия бритоголовых?

— Шестерки Груздя. Вот этого, мордатого, — Сурков показал пальцем на экране. — Такое умиление у него на лице, словно он не на похоронах, а на собственной свадьбе.

— Кто это такой? — поинтересовался Тарасенко.

— Пора бы знать, Тарасенко, — нравоучительно заметил Костя и нажал стоп-кадр. На экране застыло пухлое лицо Валеры. — Валерий Притыкин. Авторитет. Косит под бизнесмена. Чем его фирма занимается, одному Богу известно. Или черту. Больше известен под кличкой Груздь. Не сидел. Поэтому у нас на него ничего нет. Даже отпечатков пальцев. Но все знают, что он полгорода держит. Рестораны, торговые фирмы, притоны. Вроде и наркоту. Мне про него один человек все рассказал. Перед тем, как его отправили вот на это самое кладбище.

— Между прочим, Груздь через наркоту мог быть связан с Горбуновым, — сказал Сурков. — Может, он его и…

— Здесь все с Горбуновым были как-то связаны, — заметил Самохин.

— А вот вам и купец! — радостно сказал Костя и присмотрелся повнимательней.

За спиной Груздя светилось несколько незнакомых лиц. Солидные личности в возрасте держались независимо и самоуверенно. Они были не похожи на друзей убитого, ни тем более на чьих-то шестерок. Эти люди пришли не попрощаться с убитым, а отметиться на сходке. Если не засветился на похоронах, значит, плюнул в лицо братве. Поэтому лучше поприсутствовать, чтоб потом разговоров не было.