Фраер вору не товарищ!
Шрифт:
Андрей никак не отреагировал на её наводку, с тупым упорством продолжая переворачивать содержимое шкафов. Она подлетела, открыла дверцу антресоли, схватила сумочку и вынула пачку баксов, перегнутую посередине.
— На, забирай! Это вся наличность, которая у меня есть. Осталось ещё немного рублей на первое время, чтобы не подохнуть с голода.
Андрей повернул голову, равнодушно посмотрел на деньги.
— Ну, что лупишься? Никогда таких не видел? Да, отстал ты в своем развитии за шесть лет. — Она расправила купюры и развернула перед ним серо-зеленый веер. — Вот смотри, такие зеленые бумажки. Старикашка какой-то
Он тоскливо смотрел на нее, осуждающе покачал головой и стал рыться дальше.
— Ну, дорогой, я уж и не знаю, что тебе предложить. Ничего ты не хочешь! А что тогда надо-то? — Она разозлилась, не выдержала и крикнула: — Ты мне скажешь, наконец, что тебе нужно! Сколько ты меня ещё будешь мучить?
Он остановил поиски, повернулся к ней и спокойно сказал:
— Мне нужна твоя записная книжка. Или её нет, потому что у тебя хорошая память? Тогда скажи мне номер сама.
Она проскользнула к шкафу, в который он ещё не добрался, стараясь держаться от него подальше, достала оттуда небольшую записную книжечку в красной обложке и торжественно продемонстрировала ему.
— Вот она! Ты не там искал! А ещё вор называется? Ты так и на дело пойдешь? Много же ты наворуешь. Теперь понятно, почему тебя захомутали. Небось, копался два часа, пока менты не приехали.
Он подошел к ней вплотную, ласково улыбнулся, но книжку из рук тянуть не стал, все ещё надеясь на её разум. Кипятись, не кипятись, а книжку отдать придется.
— Скажи мне его телефон, Люся. Пойми, у нас нет другого выхода. Я всю ночь не спал, думал. Ничего другого не придумал. Это единственный вариант.
Люська вывернулась из-под него и отбежала в другой конец комнаты, полагая, наверное, что он сейчас кинется отнимать у неё книжку, и ей придется сопротивляться.
— Это у тебя нет другого выхода! А у меня есть. И я не хочу иметь ничего общего с вашими грязными делами. Понятно? Плевать мне на то, что вы задумали. Так что давай, убирайся! Ничего не получишь!
Андрей вздохнул, опустил голову, поняв, что ничего с ней поделать не может. Уж такая она есть. Надо принимать её всю целиком, с достоинствами и недостатками, либо не принимать вообще. Если он не в силах объяснить ей очевидные вещи, то надо просто смириться с этим. Известно ведь, с женщиной спорить бесполезно, можно только слушать и соглашаться. И делать по-своему.
Он опустился в кресло, стоявшее рядом с журнальным столиком, на котором отдыхал телефон. Закрыл глаза, изготовившись поспать еще. Промычал себе под нос:
— Тогда мне придется сидеть здесь и ждать, когда он сам позвонит. Кстати, не советую отключать телефон. Тогда тебе придется лицезреть его физиономию ещё раз. Он обязательно заявится сюда.
Как ей этого и не хотелось, все же пришлось согласиться, что он говорит разумные вещи. Не получив ответа на поставленный им вчера вопрос, Махров будет названивать сюда или притащится сам. И начнется продолжение вчерашнего спектакля. Она со злостью швырнула на столик записную книжку и ушла в ванную.
Андрей раскрыл книжку на букве «М», нашел номер Махрова и взялся за телефон.
— Это я, Волков, — сказал он, когда
— Подъезжай часам к двум в мой офис, — последовал ответ Махрова.
— Хорошо бы и адрес узнать, — пробормотал Андрей. — Я в городе недавно. Еще с новыми достопримечательностями не познакомился.
— Спроси Люську. Она тебе объяснит, — буркнул Махров и положил трубку.
Андрей пошел в ванную, где Люська плескалась водой над раковиной, взбадривая себя после беспокойной бессонной ночи.
— Я позвонил и согласился, — сказал он. — Теперь осталось дело за малым.
Люська разогнулась, посмотрела в зеркало на отражение Андрея, стоящего у неё за спиной, и скорчила злую гримасу.
— Мне наплевать! Понял? — Она отстранилась и, зачерпнув горсть воды, плеснула ему в лицо. — На, умойся! Может, освежишься и поймешь, что для тебя это конец.
Он снял полотенце с крючка, вытер лицо и попытался улыбнуться.
— Зря ты злишься, Люся. Все будет хорошо. У нас все получится.
Люська тоже улыбнулась, глядя на него в зеркало. Только улыбка у неё получилась какая-то вымученная и надменная, даже злорадная.
— Он тебя убьет. Потом. Ему свидетель не нужен. Не веришь? Дело твое. А мне это по фигу. Я устала. Смертельно устала.
На самом лучшем месте кладбища, давно откупленном его директором, все-таки вырыли могилу. Ну, а как её могли не вырыть, когда вопрос шел о жизни и смерти. Жизни или смерти директора кладбища. Нескончаемый людской поток тянулся за гробом Сергея Горбунова, словно хоронили павшего в борьбе героя. Такие события сближают врагов, и они на время вынужденного перемирия способны пускать слезу и лезть друг к другу с объятиями. Сегодня было много шикарно одетых женщин, ведь и траурное платье тоже может быть шикарным. Крепкие бритоголовые парни несли на плечах гроб, и сторонний наблюдатель мог легко догадаться, что хоронят кого-то из криминалитета, и сейчас объединились в одном потоке как те, на кого работал убиенный, так и те, кто пожелал от него избавиться.
Среди лиц идущих за гробом людей можно было разглядеть скорбную физиономию Махрова, наверное, единственного из мужчин, кто переживал его смерть, как ощутимую потерю. Остальные были больше сосредоточены на себе. Но нельзя сказать, что и женщины особенно заливались слезами, они вполне откровенно мерили друг дружку оценивающими взглядами. Боксер шел рядом с Махровым, и, наверное, чувствовал прилив гордости — ведь это он умудрился выбить для Сереги лучшее место на кладбище. Вот когда он потом водрузит на этом месте памятник из гранита во весь рост, тогда все просто умрут от зависти.
Гроб опустили рядом с могилой и откинули крышку, вернее её половину. Такая теперь пошла мода на гробы: крышка крепится к гробу и откидывается по мере надобности, словно шкатулка с сюрпризом, а не ставится в сенях, как это делалось всегда согласно вековым традициям. Горбунок лежал в нем спокойный и умиротворенный, словно нашел для себя самое удобное положение. Дырочка во лбу была аккуратно заделана искусными гримерами.
Женщины сразу потянулись за платками и принялись дружно шмыгать носами. Мужчины были более сдержанны в эмоциях и молча переглядывались хмурыми взглядами, словно пытаясь ответить самим себе на висевший в воздухе вопрос — кто следующий.