Фраера
Шрифт:
– Сейчас иду, – пробасил с той стороны некто, неизвестный Хаммеру, и, удовлетворённо хмыкнув, пухляк затолкал рацию назад в карман.
– Только пусть слишком долго не развлекается, – посмотрев на часы, сухо напомнила Барби, не спуская с Сергея насторожённых глаз. – Пора приступать к делу. Пока обойдём все каюты и освободим господ туристов от ненужных им теперь ценностей, уже наступит рассвет. Во сколько приплывёт Анри?
– В шесть тридцать, – сказал Манчини. – Ещё масса времени… Успеем.
– Да упокоятся их грешные души с миром, аминь… – Кукла неумело перекрестилась и соболезнующе посмотрела на Павлова. – Если бы вы, варвары, не вздумали мочить того стюарда прямо на палубе, этот сладкий мальчик до сих пор спал бы в своей тёплой постельке! Бедненький…
– Бедных здесь нет! – неожиданно резко отреагировал толстяк. – За исключением твоего приятеля штурмана, лакающего пиво на ходовом мостике. Кстати, когда закончим, его тоже придётся убрать… Он слишком пуглив, от таких одни неприятности!
Вместо ответа Барби дунула на свисающую на глаза светлую чёлку и, издав короткий звук, имитирующий выстрел, изобразила, целя в истерзанный труп капитана Мэддока, как будет лишать жизни ничего не подозревающего моряка…
В коридоре послышались приглушённые ковровой дорожкой шаги, и вскоре в каюту вошёл третий сообщник грабителей – огромный широкоплечий детина с квадратной челюстью, в котором Павлов сразу же узнал бармена.
Смерив пленника ледяным взглядом, он, к несказанному изумлению Хаммера, заговорил на чистейшем русском языке с лёгким, правда, украинским акцентом:
– Его бухой дружок только что ломился в каюту рыжего финна, хотел с ним выпить… Тот вроде послал его к черту. Так, представляете себе, эта пьянь сунула мне в карман двадцать баксов и приказала принести бутылку «Столичной»! – Бармен достал из кармана белого форменного пиджака скомканную бумажку и, играя желваками, брезгливо продемонстрировал её толстяку и девице. – Не знаю, как я сдержался и не выстрелил ему в затылок… Здоровый, сволочь, бицепсы аж из-под рубашки выпирают. Сам вроде ужратый, а глаза – хитрые, внимательные…
– Рановато ты перешёл на родную речь, – недовольно буркнул Манчини, тоже на русском и без всякого акцента. – Мы так не договаривались.
– Да все равно его кончать, – отмахнулся громила и решительно направился к Павлову.
– Нет-нет, Жак. Он нам может ещё пригодиться. Лучше обыщи его. А где, кстати, теперь тот фраер, что послал тебя за водкой?
– Сидит на палубе, на носовом кнехте, и ждёт, когда я принесу ему выпивку, – возмущённо произнёс бармен, шмоная карманы Хаммера. – С удовольствием придушу говнюка вот этими руками и вплотную займусь его голубоглазой сучкой.
– Больше никаких жертв, Жак! – решительно воспротивился Манчини. (Лже-Манчини и псевдо-Жак, уныло отметил
– А зачем нам заложники? – недоуменно спросила Барби.
Что она сказала это по-русски, уже совершенно не удивило Сергея. Но её отчётливый прибалтийский прононс навёл Хаммера на мысль, что перед ним, возможно одна из тех отмороженных прибалток, что служат снайпершами у чеченских боевиков.
– Дорогая, я слишком много участвовал в подобных операциях, чтобы не предусмотреть все возможные варианты, – снисходительно ответил «итальянец».
На Хаммере был пиджак, который он второпях набросил, покидая свою каюту. В нем находилось удостоверение частного детектива, которое и извлёк на свет божий «специалист по изготовлению коктейлей».
Едва раскрыв его, бармен заорал:
– Да это же мент!
И неожиданно для всех он нанёс сокрушительный удар кулаком Сергею в лицо.
Ноги Хаммера оторвались от пола, и он, неловко взмахнув руками и пролетев добрых два метра, упал навзничь возле письменного стола, за которым сидел мёртвый капитан «Белой акулы».
Громила подошёл вплотную к лежащему неподвижно Сергею и нанёс ему ещё несколько жестоких ударов обутой в лакированный ботинок ногой по голове и почкам и, лишь убедившись, что разбитое лицо Сергея обильно перепачкано кровью, успокоился, смачно сплюнул под ноги и, потирая отбитые костяшки ладонью, глухо прошипел:
– Я ещё вернусь, коз-зел…
Это было последнее, что услышал Хаммер, прежде чем окончательно потерять сознание. Ещё мелькнула в нестерпимо гудящей голове на удивление ясная мысль: «Они ведь ничего не знают про алмазы!», а потом со всех сторон обступила вязкая, обволакивающая пустота, в которой уже не было ни звуков, ни времени, ни парализовавшей все тело невыносимой боли.
Он уже не чувствовал, как его расслабленные руки и ноги стягивают тугие полоски широкого прозрачного скотча…
Глава двадцать седьмая
В ресторане
Сообщение неизвестного подельника бармена – я покамест тщетно пытался идентифицировать голос по рации – могло означать только одно: мой друг Хаммер, не обнаружив капитана на мостике, поспешил прямиком в его каюту и там угодил в лапы головорезов.
Вполне возможно, пришла вдруг в голову попутная мысль, что чернокожий стюард, по роковой оплошности налётчиков брошенный ими в море не у глухой кормы, а прямо с борта, на который выходили иллюминаторы, и был тем самым посланцем мятежников, доставившим на борт «Белой акулы» опасный для жизни товар…