Фрактальные узоры
Шрифт:
— Как где? На вывеске, конечно.
— Здесь все по-английски, — возразил я.
— Прошу прощения, но я сама англичанка и смею надеяться, что достаточно знакома с языком соотечественников. Нет, это латынь, или я не отношусь к благородному семейству Сонь!
Не снимая с подбородка резинку, я приподнял колпак.
Надпись была латинская…
Вернул колпак на место.
Снова английский!
Будь я проклят!
Внезапное осознание постигшего меня несчастья свалилось
Я и в самом деле был проклят.
Мне не суждено больше увидеть родной эпохи, разве что мельком, по прихоти беспорядочно вьющейся цепочки перемещений во времени и пространстве. Перескакивать надо будет постоянно, не имея времени даже толком осмотреться. Сколько в среднем длится вечеринка? Несколько часов, в лучшем случае день, а засиживаться позже других наверняка столь же смертельно, как и покидать общее веселье… Нет, при первом же «нам пора, все было чудесно» — рожок в зубы и валить, пока не поздно!
Неужели теперь я, который так ненавидит все эти гулянки, должен буду провести остаток своего сверхъестественного существования, сколько бы оно ни длилось, в роли их завсегдатая? Стану своего рода «Летучим Голландцем», променяв быструю и сравнительно безболезненную, хотя и не очень пристойную смерть на бесконечные сандвичи, коктейли, пустопорожнюю болтовню, дружеские попойки, скучные парадные обеды и бармицвы!
Я развернулся, готовый бежать куда глаза глядят. Интересно, больно это или нет — выступить в роли вспыхнувшей сверхновой?
С улицы послышались голоса. Я остановился. А как же другие люди? Одно дело уйти самому, и совсем другое — стать массовым убийцей, захватив с собой тысячи невинных!
Проклятый Бахус!
— М-м-м, — сладко зевнула Соня. — От этой латыни бросает в сон не хуже, чем от ромового пунша. Даже глаза слезятся.
Голоса приближались. Перед лицом неизвестности присутствие хоть кого-то знакомого рядом немного успокаивало.
— Не спи! — встряхнул я зверька.
— М-м-м… не могу, очень хочется.
Снова свернувшись в пушистый клубок, вероломный грызун уютно засопел. Я поспешно подхватил его на руки и отступил назад, укрывшись в тени и моля бога, чтобы случайно не пересечь невидимую границу вечеринки.
К счастью или несчастью, взорваться мне не пришлось.
На широком крыльце с колоннами появились гости. Все в роскошных цветных подпоясанных тогах, не считая, разумеется, рабов, одетых более скучно и однообразно. Свободные граждане явно успели как следует приложиться к напитку Бахуса и фасциев уже почти не вязали.
Краснолицый толстяк, вылитый актер Зеро Мостел, громко расхохотался.
— Ну
— Тс-с! Помолчи, Гликон, а то хозяин, чего доброго, услышит! — прошипела пожилая матрона, лицо которой показалось бы слишком накрашенным даже в наше время.
— Ну и пусть слышит! Да я ему прямо в его рябую рожу скажу!
— Я тебя прошу…
— Ладно, ладно.
В разговор вступила молодая женщина, которая пришла без слуг:
— Заходите, не ждите меня, я тут кое-что должна сделать.
Гликон снова расхохотался.
— Бьюсь об заклад, засунуть новый пессарий в свою сладенькую киску! Жрицы Приапа трудятся день и ночь…
На этот раз смеялись все, даже та, к которой была обращена нехитрая острота, хотя в ее хихиканье ясно слышалось раздражение. Женщина огрела шутника пучком каких-то трав, который держала в руках, и надменно произнесла:
— Квартилла прощает тебе твою грубость, Гликон, однако не могу поручиться, что мой небесный покровитель будет столь же милостив. Приап не прощает подобных оскорблений.
С толстых щек толстяка мгновенно схлынул весь румянец.
— Прости, о жрица, я не хотел никого обидеть! Э-э… не может ли скромное пожертвование в пользу храма, ну, скажем, сотня сестерциев, хоть немного загладить…
— Две сотни скорее смягчат Олимпийский гнев.
— Ладно, — буркнул Гликон. — Завтра утром пришлю раба.
Еще один ночной гуляка, здоровенный бугай с мечом на поясе, начал колотить в дверь. Лицом страшней обезьяны, он был исполосован шрамами, как дерево влюбленных в переулке. Под действием выпивки его природная вспыльчивость превратилась в кипящую злобу.
— Открывайте, во имя Ахиллеса! Пришел Гермерос, душа общества!
Дверь распахнулась, в ней стоял изможденный привратник в зеленой ливрее.
— Нет нужды шуметь, граждане, пир только начался. Проходите скорее, пока ночной холод совсем не уморил меня! Внимательней, с правой ноги!
Послушно переступив порог, гости исчезли за дверью.
Оставшись одна, Квартилла подозрительно осмотрелась по сторонам. Прижав Соню к груди, чтобы заглушить храп, я затаил дыхание. В мерцающем свете факелов жрица казалась сошедшей с полотна Альма-Тадемы. Богиня прерафаэлитов, с волосами как вороново крыло, в шелках и парче.
Пока я любовался, она подожгла от факела свой травяной букет, наполнив воздух ароматным дымом, и бросила на ступени крыльца. Потом торопливо задрала подол и присела на корточки над крошечным костром. Послышалось шипение струйки мочи, заливающей огонь.