Франческа
Шрифт:
— Вероятно, он счел эти подробности излишними. Но кто бы мог подумать, что Кэсси дойдет до такой низости! Я не предполагал ничего подобного, мне казалось, что я хорошо знаю ее. Удивительно уже то, что Франческа выдержала подобную жизнь. Значит, кроме вас, у нее никогда не было друзей?
— Однажды поговаривали о каком-то мужчине… Поддерживать знакомство с ним ей запретили, но мне всегда казалось, что мисс Шелвуд чересчур сурово обошлась в тот раз с Франческой.
— Что за мужчина? Из деревни?
— Нет, —
— О Господи! Значит, вот оно что?
— Франческа клялась, что он не хотел ей зла, что они встречались только однажды. Я верю ей. Она всегда была честным ребенком, но…
— Что «но»?
— Почему-то в то время она казалась особенно несчастной. Если этот Фредди был тут ни при чем, значит, горе ей причинил кто-то другой. Ей понадобилось немало времени, чтобы оправиться. Я не знаю, что с ней случилось.
— Должно быть, этим и объясняется ее холодный и расчетливый подход к браку — так я и думал! Мадам Элизабет, Франческа очень многим вам обязана. Я хотел бы высказать, как я признателен вам за дружбу с моей дочерью. Надеюсь, вы будете рядом с ней во время предстоящего сезона. Она так нуждается в дружеской поддержке!
— Разумеется, я поддержу ее! Но… вы позволите мне высказать свое мнение?
Он кивнул.
— Она нуждается прежде всего в вас, лорд Бодон. Она стремится заслужить вашу похвалу.
Лорд Бодон покачал головой.
— Очень хотелось бы верить вам, но боюсь, Франческа до сих пор винит меня за то, что я якобы пренебрегал ею.
— Поначалу она и вправду была немного обижена, — дипломатично подтвердила мадам Элизабет. — Но эта обида вскоре улетучилась. Ее представления о вас изменились. Впервые за много лет у Франчески появился близкий человек, любящий ее. Всецело принадлежащий ей. Уверяю вас, милорд: ваше присутствие во время дебюта придаст Франческе необходимую уверенность.
Лорд Бодон долго и напряженно обдумывал этот разговор. По-видимому, мадам Элизабет считала, что он имеет влияние на Франческу. И если его присутствие во время первого лондонского сезона дочери действительно так важно, он останется в Лондоне любой ценой! Лишь недавно лорд Бодон взглянул на Франческу новыми глазами, начал с удовольствием и гордостью прислушиваться к ее смеху. Присматриваясь, он постепенно улавливал в облике дочери черты его незабвенной Верити, пробивающиеся сквозь внешнюю несхожесть.
Франческа была в отца высока ростом, но унаследовала материнскую грацию движений, а тон ее голоса, прежде сдержанный и холодный, приобрел теплоту и выразительность, свойственные Верити. Она редко позволяла себе смеяться, но, когда ее смех все же раздавался в комнате, он был точной копией мелодичных звуков, которыми Верити выражала радость и восторг. Франческа не утратила прежнего самообладания, но оно придавало
— Девочка моя, ты произведешь фурор! Пусть внешность ты унаследовала от меня, тебе достался характер твоей матери! А когда ты смеешься, мне кажется, что она вновь рядом со мной.
— Ты говоришь, внешность я унаследовала от тебя, папа? Мне часто говорили, что я похожа на свою тетю.
— На Кэсси? Что за вздор! Должно быть, это утверждали слепцы. Ты только взгляни на себя, Франческа! — Лорд Бодон подвел ее к огромному зеркалу возле камина. — Посмотри!
Они стояли бок о бок перед зеркалом — рослый, видный мужчина в вечерней одежде темных, строгих тонов и стройная девушка в платье из тонкого шелка зеленоватого оттенка. Разглядывая собственное отражение, Франческа убедилась: она и вправду является копией своего отца, а сходство с тетей Кассандрой — чистой воды выдумка. Собственно говоря, все их сходство заключалось в высоком росте.
От лорда Бодона Франческа унаследовала сложение и черты лица, хотя выглядела гораздо более хрупкой и утонченной, чем ее отец. Волосы, которые больше не пришлось зачесывать назад, как требовала тетя, оказались густыми и пышными. Причесанные умелой горничной, они лежали свободным узлом на макушке. Несколько выпущенных локонов обрамляли лицо Франчески, ненавязчиво подчеркивая изящество его очертаний. К ее неудовольствию, волосы так и не обрели золотисто-медового оттенка, но их светлый блеск оттенял искры в зеленовато-серых глазах и нежный румянец щек.
— Папа! — Франческа в изумлении обернулась к отцу. — Я и не подозревала… Все уверяли, и я думала… Но я вовсе не страшилище! Ее отец разразился смехом.
— Нет, ты не страшилище, дорогая, — совсем напротив!
— И все благодаря новому платью и прическе! Как странно! Почему же тетя Кассандра не прибегла к таким ухищрениям?
Ее отец мгновенно посерьезнел.
— Изысканные наряды и талант опытной горничной способны подчеркнуть достоинства внешности, в этом сомнений нет. Но ты прелестна и без них, Франческа, потому, что в твоих глазах отражается то, чего была лишена твоя тетя. Не знаю, как назвать эту черту… Великодушие? Любовь к жизни? Это дар от твоей матери, он драгоценнее всех радостей мира. Его называют шармом.
Франческа вновь нерешительно взглянула в зеркало, не понимая, что имеет в виду отец.
— По-моему, папа, ты преувеличиваешь. Но все равно спасибо.
— Ладно, посмотрим, какое впечатление ты произведешь на светское общество. Вы с Лидией Кэнфилд покорите весь свет, попомни мои слова!
— Вот теперь я точно знаю, что ты говоришь вздор, папа! Может быть, это под силу Лидии, но не мне.
Помедлив, ее отец продолжал:
— Хотя мне пора в Париж, я решил провести светский сезон в Лондоне. Я… хотел бы побыть с тобой.