Француженки не крадут шоколад
Шрифт:
– Так кто же она? – резко произнесла Кэйд.
Поскольку во французском языке местоимение «она» может относиться к чему угодно, как из мира одушевленного, так и неодушевленного, Сильван уточнил:
– О чем или о ком ты спрашиваешь?
– О подруге. Ты спишь с ней?
Каблук Кэйд подвернулся на выщербленном булыжнике. Сильван покрепче взял ее под руку.
– С Шанталь? – предположил он.
Только с ней Кэйд однажды видела его… Enfin [171] . Насколько ему известно. Хотя она могла, конечно, нанять
171
В конце концов (фр.).
– Нет. Было пару раз еще в школе.
– Почему только пару раз?
Потому что его бросили, естественно. Но как признаться в этом женщине, на которую ему хотелось произвести приятное впечатление?
– В общем… – Сильван усмехнулся. – Вероятно, ты удивишься, узнав, что я не всегда был так хорош, как сейчас.
Они уже вышли на Гран-Плас, и губы Кэйд, стоявшей перед освещенной ратушей Брюсселя, приоткрылись, когда она догадалась, что подразумевали его слова.
– Она бросила тебя?
– Тогда она была юной и глупой. – Сильван шутливо изобразил скорбь по поводу заблуждений его старой подруги.
– Да, она была юной и глупой, – спокойно повторила Кэйд. – И, по-моему, сейчас жалеет об этом.
Но если их дружба пережила давнюю страсть Сильвана к Шанталь, то переживет, вероятно, и нынешнюю страсть Шанталь к нему. Недавно она рассталась с очередным любовником и прилетела к нему под дружеское крылышко, как всегда в периоды растерянности. Шанталь сумеет найти свою любовь в жизни и встретит нужного ей человека. У Сильвана даже появилась одна идея… Может, ему удастся свести ее с Кристофом и убить двух зайцев одним ударом. Последние дни он часто фантазировал, какой удар лучше нанести настырному Кристофу, чтобы он не мешался под ногами.
– И сейчас никаких любовниц? – уточнила Кэйд.
Сильвану вспомнилось выражение «бульдожья хватка».
– Я бы так не сказал… – Он хитро усмехнулся.
Она выглядела так, словно получила пощечину. От него. И ему сразу захотелось сжать ее в объятьях. Сильван провел пальцем по груди Кэйд.
– А что ты думаешь о себе?
– Никаких других любовниц, – раздраженно произнесла она.
– Прямо сейчас? Ты усвоила один из расхожих стереотипов в представлениях о французах? Кстати, ошибочна уже сама идея о нашей склонности к случайным связям.
– При чем тут все остальные французы? Тебя постоянно окружают женщины, готовые, не задумываясь, отдаться тебе.
Сильван усмехнулся. Очередной отличный комплимент для его эго.
– Мне казалось, Кэйд, что ты уже поняла мою натуру. Я хорошо разбираюсь только в том, отчего у женщин слюнки текут.
Она смущенно вспыхнула. Он сжал ее руку.
– Alors, comment ca va? [172]
Она молчала, обдумывая ответ.
– Ты знаешь, что приходится выкладываться на
172
Итак, как твои дела? (фр.).
– Нет, – спокойно ответил он.
Он делал то, что хотел. И не тратил попусту время на прочее.
Кэйд вздохнула:
– А у меня так бывает. И я не знаю, выиграем ли мы на сей раз или проиграем. Я работаю над одним договором с Фирензе, но проблема в том, что и они, и мы в равной мере заинтересованы в контроле на «Девон канди». Поэтому, вероятно, нам не удастся договориться об этом поглощении. Неважно, что мы объединили усилия, «Тотал фудс» поднимет первоначально предложенную цену и перебьет нашу. Торги будут взрывоопасными, и я не знаю, до каких высот мы способны дойти. Анализом финансовой стороны занимается мой отец.
– Давай-ка вернемся к тому, с чего ты начала, спросив о нежеланной работе. Это важная тема. Мне хочется, чтобы ты осознала, ради чего занимаешься этими делами.
Кэйд озадаченно взглянула на него, словно перестала понимать французский или Сильван перешел на фламандский язык. Не часто ли с ней стало это происходить? Обычно, спрашивая, как у нее дела, люди подразумевают, как дела в их компании.
– Мне казалось, ты говорила… о стремлении к чему-то иному. О том, что тебе хочется изменить свою жизнь.
Кэйд хотелось жить так же, как Сильван. Жить тем, что он мог предложить…
Она остановилась перед «Королевским домом» – хотя голландцы когда-то прозвали его «Хлебным домом» – и, запрокинув голову, разглядывала затейливо украшенный симметричный фасад эпохи Ренессанса. За проходящими мимо компаниями струился шлейф смеха с обрывками шутливых разговоров. В это время года по площади гуляло меньше туристов, чем бельгийцев, и большинство из них, отдохнув в барах, продолжали дружеское общение на городских улицах.
После долгого молчания Кэйд наконец тихо произнесла:
– Если я выиграю эту сделку, то смогу остаться здесь. Нам понадобится руководитель для объединенной компании, контролирующий сбыт, и для нового филиала «Шоколада Кори» в Европе.
– Кэйд, почему ты так упорно занимаешься данными проблемами? Ведь ты не желаешь наводнить Европу плитками «Шоколада Кори». Тебе отчаянно хочется заняться чем-то другим.
– Потому что тогда я смогу остаться здесь, – прошептала она.
– Какой смысл оставаться тут, если ты притащишь с собой тот мир, из которого хотела сбежать?
Она сжимала и разжимала кулаки, впиваясь ногтями в ладони.
– Сильван, а сам ты не можешь догадаться?
Ее вопрос стал для него подобен нокауту.
– Ради… меня? Ты занимаешься нежеланным делом ради меня?
– Это компромисс. Я остаюсь здесь. Но я остаюсь Кори.
– А что с тобой?
– А что со мной?
– Ты не понимаешь. Мне хочется, чтобы ты осталась здесь. Но я не вижу в этом компромиссе твоих личных интересов. Ты остаешься ради меня, ради отца и компании Кори. А что же ты сделаешь ради самой себя?