Француженки не верят джентльменам
Шрифт:
– И именно поэтому мы должны быть уверены, что непрофессионал не попытается делать карамель, одновременно думая о других вещах, – твердо сказала Джоли.
– Ну, тогда для тебя это будет тяжелым делом, потому что ты всегда думаешь по крайней мере еще об одной вещи.
Глава 15
Но с cr`eme p^atissi`ere [77] дела пошли лучше, сказал себе Габриэль. Было меньше споров. Ну вообще-то ему нравилось спорить, а если бы и Джоли не нравилось, то она, конечно, уже
77
Cr`eme p^atissi`ere – заварной крем (фр.).
К более роскошному.
Более соблазнительному.
К тому, что он ощущал, когда они смешивали ванильное молоко с золотистой карамельной массой, и его рука направляла ее руку. У нее на лице было счастье, когда он учил ее, как избегать комочков или когда она снимала пробу с густого золотистого крема. О, так вот почему он выбрал этот рецепт. Он напоминал ее. Что же делает с ним r'eligieuse с фисташковой карамелью?
– И наполни каждое пирожное точно как надо, – сказал он, становясь серьезным. Но в подергивающихся уголках его губ оставалась улыбка, когда он наконечником кондитерского мешка проделывал отверстие в основании трубочки из теста и выдавливал в нее крем.
Джоли подозрительно изучала его лицо.
– Ты уверен, что это я всегда начинаю думать о сексе?
– Я знал это! – воскликнул он самоуверенно. – Я знал, что твои мысли опять пойдут по этой дорожке! Non, mais… [78] Джоли, сконцентрируйся.
Она начала разглядывать противни с choux, готовыми к заполнению кремом.
– У тебя, должно быть, много терпения, – сказала она задумчиво. – Тебе предстоит заполнить этим сто трубочек.
78
Non, mais – надо же (фр.).
Она уморит его. Он задохнулся, стараясь не смеяться, но все же рассмеялся так, что случайно облил всего себя чертовым кремом.
И теперь уже Джоли чуть не лопнула со смеху. Ей даже пришлось опуститься на пол, а ему пришлось вытянуть руку перед ней, чтобы не дать одному из его су-шефов столкнуться с таким неожиданным препятствием.
О боже, она великолепна! И делает его таким счастливым.
Габриэль поставил Джоли на ноги и почувствовал, как от возбуждения у него закружилась голова. Теперь все, что он мог сделать, – это не делать ничего. Он провел руками по ее рукам, обхватил ее щеки и низко пригнул голову.
– Теперь тебе придется слизать это с меня, – проворчал он, все еще смеясь.
Ее тоже душил смех, а глаза распахнулись и невольно метнулись вниз по его телу, а потом вверх.
Merde, он только что опять стал проклятым чудовищем. О чем, черт возьми, он думал? Ему хотелось объяснить ей, что он не имел в виду то, о чем она подумала. Конечно, если ей случайно понравилась эта мысль, то он действительно имел это в виду, и тогда… ладно, пришло время опять свалить на нее вину за все его грязные мысли.
– Крем,
– Я знаю, что мы говорим о креме, – безучастно сказала Джоли, и ее зрачки расширились так, что остался лишь узкий зеленый ободок. Она пальцем подцепила немного крема с его куртки и, попробовав на вкус, отправила в рот.
Putain, как соблазнительно. Он не мог понять, на самом ли деле она думала только о креме для пирожных. Существует довольно большая вероятность, что его мысли могут пуститься в особом сексуальном направлении гораздо быстрее, чем ее.
Перед его мысленным взором встали две картины. На одной Джоли слизывала теплый золотистый крем с его обнаженного тела. А на второй – ну, там было другое.
И теперь в безбожных мучениях он будет разрываться между этими картинами всю оставшуюся часть проклятого дня.
Джоли встряхнулась и несколько раз моргнула, а потом повернулась, чтобы сосредоточиться на choux.
– Лучше уж я закончу заполнять их.
Он не был уверен, что ей следует продолжать практиковаться в сжимании чего-то поблизости от него. Во всяком случае, не теперь, когда при каждом движении ее рука, казалось, сжимает какую-то часть его тела – сердце, заднюю часть шеи, чл… мужское достоинство. Но как же чертовски приятно было бы ощущать, как маленькая рука разминает его напряженную поясницу, которая все еще побаливает после чрезмерной утренней тренировки.
С другой стороны, он должен учить ее готовить десерты. Это было указано в контракте, который он должен выполнять. Габриэль вздохнул, положил локти на стойку, чтобы никому не мешать, и кивнул.
– Продолжай. – Но не смог подавить медленную усмешку и подмигнул. – Я научу тебя всем приемам, какие только знаю.
К тому времени, когда Джоли закончила наполнять пирожные кремом и покрывать их глазурью, от напряжения закусывая то губу, то кончик языка, Габриэль уже ощущал себя расплавленной горячей массой воображаемого удовольствия, и все, что он мог делать, это прятать лицо в ладонях и стонать.
Но потому, что он мог делать всякие невозможные вещи и иногда, правда очень редко, даже сдерживать себя, то протянул руки, чтобы помочь Джоли развязать фартук.
Она убрала с покрасневшего лица выбившиеся пряди волос и тяжело вздохнула.
– Ох, не понимаю, как ты целыми днями делаешь все это и даже не устаешь.
На ее лице было написано такое восхищение, что ему с большим трудом удалось прикусить язык и не произнести отнюдь не королевское замечание об отсутствии усталости. Он же не виноват, что может делать это целыми днями. Она продолжала дарить ему эти открытия.
А потом он не мог не думать о них.
Она делала его таким же одержимым сексом, как и она сама.
Она провела рукой сзади по своей шее, поднимая конский хвостик, потом начала сгибать и поворачивать плечи и шею, затем взглянула на часы. Десять тридцать. Габриэль помог ей снять куртку повара просто потому, что действительно наслаждался, раздевая ее, и поднял ее блокнот, который был заполнен каракулями и заметками. В правом верхнем углу Габриэль увидел свою Розу. Джоли окружила ее сердечком, снова и снова обрисовывая ручкой один и тот же контур, пока не продавила бумагу. Увидев сердечко, он чуть помедлил, затем захлопнул блокнот и вручил его ей.