Французская демократия
Шрифт:
Во Франціи всякій мыслящій человкъ, всякая разумная партія не должны допускать себя до политической присяги, которая у насъ двойственна, сложна, противорчива, нелпа, опозорена, безсильна и лжива.
Нельзя давать двуличную, двусмысленную, обоюдоострую, противорчащую самой себ присягу, потому что такая присяга не можетъ имть серьезнаго смысла.
Нельзя давать присягу такому правительству, котораго не признаешь и съ которымъ явно и систематически враждуешь, потому что подобная присяга – преступленіе.
Особенно никогда нельзя давать такую присягу, когда доказано, что, даже будучи дана съ намреніемъ не исполнять ее, она влечетъ за собою самоотреченіе,
Люди старыхъ партій, посл двнадцатилтняго честнаго бездйствія, сочли нужнымъ, чтобы возвратиться на политическое поприще, принести конституціонную присягу, однако не примыкая искренно ни къ императору, ни къ династіи, ни къ конституціи 1852 г. Они поступили такимъ образомъ не безъ причины: очевидно, они руководствовались различными побужденіями, какъ личными, такъ и политическими.
Оставимъ въ сторон личныя побужденія: въ нихъ мы нашли бы мало хорошаго. Обращаясь къ политическимъ побужденіямъ, что мы видимъ? Въ глазахъ Оппозиціи, правительство, разумется, дурно; оно не слдуетъ принципамъ 89 г.; оно нарушаетъ права и вольности народа; своею расточительностью оно обременяетъ плательщиковъ податей и вызываетъ соціальную революцію; словомъ, и внутренняя, и вншняя политика императора достойна всякаго порицанія. Такъ думаетъ Оппозиція. Вслдствіе этого, она говоритъ про себя (очень тихо, такъ тихо, что сама себя не слышитъ), что слдуетъ покончить съ такимъ правленіемъ, что величіе цли вполн заглаживаетъ нкоторую неправильность въ средствахъ, тмъ боле, что никто ничего не замышляетъ противъ самой особы государя и противъ его династіи: не цареубійцы же, избави Боже, гг. Тьеръ, Беррье, Мари, Ж. Фавръ! Въ лиц Наполеона они преслдуютъ политическую систему, противорчащую правамъ и вольностямъ страны, великимъ принципамъ революціи; если, при этомъ, съ кмъ нибудь случится несчастіе, то ему придется пенять только на самого себя.
Словомъ, старыя партіи, соединившіяся противъ императорскаго правительства, очень хорошо знаютъ, что длаютъ. Они не взялись бы за дло, которое политическая нравственность, особенно въ случа неудачи, не преминула бы назвать государственной измной, если бы въ глубин души не ободряли себя убжденіемъ въ необходимости этого для страны и сознаніемъ народнаго права. Никто не нарушаетъ присяги по пустякамъ, не пріискавъ благовиднаго предлога и приличнаго оправданія.
Но чего искала рабочая демократія, вступая въ эту буржуазную коалицію? Чего она ждетъ себ отъ нея? Чего можетъ она добиться отъ этой старой системы, которую хотятъ возстановлять и поддерживать противъ соціалистическихъ стремленій и императорскаго абсолютизма?
Рабочей демократіи извстны политическія и соціальныя убжденія Оппозиціи; убжденія эти одинаковы съ правительственными. Напомнимъ ихъ снова читателю.
1) Французская нація, т. е. 37 милліоновъ душъ, которыя населяютъ наши 89 департаментовъ, составляетъ единый и нераздльный политическій организмъ; 2) этотъ организмъ состоитъ изъ слдующихъ элементовъ: самодержавнаго народа, власти, представляющей его, и конституціи, опредляющей ихъ взаимныя права, преимущества и отношенія; 3) власть, подобно политическому организму или государству, едина и нераздльна; конституція представляетъ сильнйшую централизацію; 4) эта политическая централизація уравновшивается независимостью и несолидарностью промышленностей, абсолютизмомъ собственности, торгашескою анархіею, которыя роковымъ образомъ ведутъ къ промышленному и финансовому феодализму и къ порабощенію труда капиталомъ. Таковъ политическій идеалъ нашихъ противниковъ: остальное: конституціи, династіи, президентства, диктаторы иди директоры, выборы и представительства, власть исполнительная и законодательная, отвтственность государя или отвтственность его министровъ – все
Но намъ-то что длать въ этой интриг, намъ, демократамъ новаго вка, людямъ труда и права, намъ, льстящимъ себе надеждою возстановить политическіе и общественные нравы? Неужели мы можемъ надяться, что она будетъ намъ полезна?
Нужно быть слпымъ, чтобы не видть, что, присоединяясь къ Оппозиціи, мы только мняемъ одинъ деспотизмъ на другой. И вся польза, какую мы можемъ извлечь изъ своего клятвопреступленія, будетъ состоять въ томъ, что наша совсть и наши интересы принесутся на алтарь буржуазіи. Мы станемъ заговорщиками, измнниками и подлецами въ угоду шайк мошенниковъ, которая завяжетъ бой съ нами, а не съ имперіей.
И кто, наконецъ, спрашиваю я, эти люди, которые притворяются такими отчаянными врагами императорскаго правительства? Эти люди – старые легитимисты, подонки древняго дворянства, живущіе не трудомъ рукъ своихъ, а доходами, монополіями. Разумется, что подобные люди нуждаются въ покровительств государя и согласятся заране, заодно съ Беррье, перейти на сторону Бонапарта и отказаться отъ династіи Бурбоновъ, во имя спасенія общества, т. е. во имя спасенія своихъ личныхъ интересовъ, чиновъ и титуловъ. Разумется, что они дойдутъ до этого не сегодня, но можетъ быть завтра или послзавтра и, въ конц концовъ, дойдутъ непремнно.
Кто они, эти враги императорскаго правительства? Неужели милліонеры, представители Орлеанской династіи, сливки, цвтъ буржуазіи, вс эти плутократы и спекуляторы, которые загребаютъ жаръ чужими руками, скупаютъ акціи, берутъ взятки, занимаются биржевой игрою и гоняются постоянно только за барышами и развратными наслажденіями! Разумется, что для подобной сволочи, безсовстной и тунеядствующей, необходимо покровительство сильнаго правительства, въ комъ бы оно ни олицетворялось. Разумется, что всякое богатство, которое пріобртается не собственнымъ трудомъ, а сохраняется и накопляется монополіей, взяткой, обманомъ и насиліемъ, ищетъ неизбжно опоры въ правительств, потому что безъ него такое богатство было бы невозможно, немыслимо.
Духовенство, при всемъ своемъ желаніи, не можетъ отказаться отъ присяги, что съ нимъ будетъ безъ государства? Это извстно со временъ Константина. Самъ Іисусъ Христосъ заповдалъ воздавать Кесарево Кесареви. Правда, онъ присовокупилъ, что Божіе Богови, что совершенно мняетъ дло. Наконецъ, республиканцы по форм и, можетъ быть, нсколько демократовъ–коммунистовъ, – такіе люди способны, конечно, вступать въ коалицію и не задумаются передъ присягой, потому что они прежде всего – централизаторы, приверженцы нераздльности и единства, люди авторитета, разсчитывающіе на правительство больше, чмъ на самихъ себя, слдовательно, – врная челядь фактической власти, если она будетъ милостива и любезна къ власти по праву, которая, по ихъ мннію, – они сами.
Нтъ, мы, люди новаго общественнаго договора, мы, отвергающіе, прежде всего, политическую нераздльность и экономическую несолидарность, мы не можемъ принять присягу, которую наперерывъ приносятъ наши противники, враги и друзья Имперіи. Въ этой присяг они видятъ поддержку своей системы, защиту своего существованія и нашу гибель; присягнувъ за одно съ ними, намъ пришлось бы потомъ присягать противъ нихъ. Когда мы будемъ подавать голосъ противъ Правительства, намъ придется подавать его, въ тоже время, и противъ Оппозиціи; а для такой борьбы съ союзомъ всхъ старыхъ партій, мы должны избрать поле сраженія не въ парламент, a вн его.