Французская вдова

Куликова Галина Михайловна

«Зорро собственной персоной!» – пронеслась в голове Федора восторженная мысль. А в следующую секунду он уже летел вперед, вытянув руки и нацелившись во что бы то ни стало изловить анонима, наводнившего театр записками. Тот не ожидал нападения и перепугался почти до обморока. Кровь отхлынула от его лица, когда Федор навалился на него и прижал к стене.

– Ага! – воскликнул он торжествующе. – Попался, поганец! А ну, говори, кто ты такой!

– Корабельников я, – выдавил из себя пленник. – Дмитрий Корабельников, рабочий сцены.

– Ну,

вот что, рабочий сцены Корабельников, – сказал Федор, отдышавшись и выпустив парня из железного захвата. Встал напротив и уставился на него суровым взглядом. – Пойдем-ка со мной, расскажешь, зачем ты по всему театру записки разбрасываешь.

Он вытащил из доски дротик, поймал на лету листок, после чего начал подталкивать Корабельникова вперед, побуждая того шустрее переставлять ноги.

– Где тут можно спокойно поговорить? – спросил он. – Есть какая-нибудь пустая комната?

– Репетиционный зал, – угрюмо ответил пленник.

– Что ж, пойдем, порепетируем твою речь, которую ты будешь толкать перед следователем.

– Я ничего не сделал! – Корабельников открыл одну из дверей в середине коридора, вошел и потянулся к выключателю.

Под потолком засияли лампы, осветив просторный зал с фортепьяно и длинным рядом стульев, стоявших вдоль стены. Усаживаться и вести задушевную беседу Федору совсем не хотелось. Поэтому он просто остановился, держа в одной руке дротик, а в другой записку.

– Ну? Ты ведь Митя, друг Светланы Лесниковой, верно? – спросил он уже несколько дружелюбнее.

– Друг… – У Корабельникова были большие синие глаза, от которых девицы наверняка теряли голову. – Я за ней ухаживал, по-настоящему. Это она держала меня в друзьях. Ее убили, и никому дела нет!

– Ну что за чушь ты городишь? – поморщился Федор. – Как это – никому дела нет? Идет следствие…

– Да знаю я, – саркастически перебил Митя. – Видел я вашего следователя, он ходит, все покашливает да ухмыляется. Толку от него, как от козла молока! Я думал, может, если записок будет много, этот следователь от них так просто не отмахнется.

– А почему ты не рассказал ему все, что знаешь?

– Я рассказал! – возмутился Митя. – Первым к нему пришел и рассказал. Но он даже ничего не записывал. Сидел и смотрел на меня с дурацкой улыбочкой.

– Дурацкая улыбочка еще ни о чем не говорит, – попытался защитить Зимина Федор.

– Ну да. Но только он ничего не делает, ваш следователь. У него даже подозреваемых нет. И вообще… Какое право вы имеете мне вопросы задавать? Вам я отвечать не обязан.

– Не обязан, но ответишь. Человек, который убил твою подругу, замешан еще кое в чем. Я пытаюсь его найти, и лучше, если ты мне поможешь. Кстати, – Федор направил на Корабельникова указательный палец. – Я читал несколько твоих опусов. Одну записку ты попросил передать лично режиссеру Тарасову. Почему?

– Мне показалось, он пытается хоть что-то разузнать. Светка играла в одном его спектакле, очень хорошо о Тарасове отзывалась.

Я подумал – вдруг ему не все равно?

– Отлично, – проворчал Федор. – Раз ты это понял, значит, и все остальные поняли. Конспиратор хренов, этот Тарасов… Значит, в записках все правда?

Корабельников кивнул.

– А ответы на свои вопросы ты знаешь? – Его визави пожал плечами. Федор развернул листок, который держал в руке, и прочитал вслух: «Почему Лариса Евсеева после кражи браслета пила сильное успокоительное?» Так почему же?

– Меня и самого это интересует, – ответил Митя. – Я просто был рядом со Светкой и замечал много странного.

Тут Федор неожиданно сообразил, что после того как убили Светлану, Лариса еще неделю была жива. Что она делала все это время? Как себя вела? До сих пор он, болван такой, даже не попытался это выяснить! Впрочем, он ведь не знал, что это важно. А вот если обе девушки действительно имели отношение к смерти Оксаны Полоз, Лариса после убийства предполагаемой сообщницы должна была находиться в абсолютной панике.

– Ты говоришь, Лариса пила успокоительное? – Федор потряс запиской.

– Была похожа на зомби, – подтвердил тот. – Из-за нее один раз отменили репетицию, вообще ничего не соображала. Потом сказала, что заболела.

– Почему на следующий день после премьеры «Узницы короля», двадцать первого апреля, Светлана и Лариса вместе ушли из театра? – продолжал напирать Федор. – Они ведь не ладили друг с другом.

– Возницын при всех обвинил девчонок в краже Марьяниного браслета. Сказал, что доведет дело до суда и выступит свидетелем, даст показания, что кроме них двоих к гримерке Марьяны больше никто не приближался. Светка с Ларисой заключили перемирие и на следующий день поехали к Возницыну домой – объясняться.

«Так-так, – подумал Федор. – Кое-что проясняется. Надо было раньше поймать этого болвана. Устроить на него засаду и поймать. Ему года двадцать два, а ведет себя как семнадцатилетний. Бывают же такие простофили».

– У Светланы в сумочке нашли обложку старого журнала с фотографией Клавдии Лернер. Браслет на ее руке был обведен. Что это означало, а?

– После обвинений реквизитора Светка сразу же попыталась понять, что за браслет пропал, настоящий ли он и сколько может стоить. Если вдруг придется возмещать ущерб… Но я ей говорил, что по фотографии ничего не определишь. Кроме того, Возницын ведь не судья! Как бы он заставил ее платить?

Федор покачал головой. Сколько страстей кипело, оказывается, вокруг этого браслета!

– А вот скажи-ка, какое отношение имеет смерть твоей подруги к тому, что Анна Забеленская бросила одного любовника и завела себе нового? – Федор не сводил с Корабельникова глаз.

– Ни… Никакого, – тот поежился. – Просто я наблюдал, внимательно смотрел по сторонам и все, что происходило, отражал в записках.

– Тьфу ты, – в сердцах бросил Федор.

Корабельников тут же попытался оправдаться: