Французская защита
Шрифт:
Виктор чуть поморщился.
Он не любил эмигрантов, которые вспоминают свою Родину добрым словом только тогда, когда им это выгодно.
— Я подумаю, хорошо? И потом позвоню.
— Конечно! Вот мои координаты! — Бурей проворно сунул руку во внутренний карман и достал визитку. — Когда ждать ответа?
— На этой неделе. До свидания! — и Одинцов вернулся к своему столику в глубине ресторана Le Komarov.
— Если ты считаешь, что это необходимо, то надо соглашаться! — Симона, подперев ладонью подбородок, задумчиво смотрела на Виктора. Они только
— Понимаешь, присутствие квалифицированных помощников всегда являлось нормой. А если игрок в одиночку сражается против целого штаба противника по матчу на первенство мира, — это выглядит очень подозрительно…
— Я понимаю. Но ты хорошо знаешь этого Яшу? — спросила девушка.
— Да я, в принципе, ни с кем хорошо не знаком из игроков. Так… обычно перебрасываемся несколькими словами на турнирах и всё. Шахматисты, как правило, — очень эгоистичный народ, одни индивидуальности кругом. Почти каждый считает себя лучше других… Уж такова наша планида, так сказать.
— Понятно, — тихо засмеялась Симона, — и ты тоже ведь эгоист еще тот!
— Почему это? — удивленно посмотрел на нее Виктор.
— А потому! — кокетливый наклон головы в сторону.
— Не понял… — растерянно произнес мужчина.
— А ты подумай!
Одинцов молча смотрел в смеющиеся глаза подруги.
— Ну, подумал. Не вижу себя эгоистом. Теперь твоя очередь рассказывать, в чем дело?
— А вот скажи ты, мой милый, когда в последний раз признавался мне в любви? — озорные искорки прыгали в глазах красавицы.
Виктор ошеломленно провел пятерней по волосам, откидывая белокурые пряди назад.
— Ну… недели две назад, — неуверенно произнес он, — а что?
— А то, что женщина любит, когда это ей говорят ежедневно! — Симона резко встала из-за кухонного стола и, ловко увернувшись от рук мужчины, быстро прошла в гостиную.
— Понятно! — рассмеялся Виктор. — Прости, дорогая, я с этим матчем совсем выбился из колеи. Про всё забыл. Ну, куда же ты!? Постой, я буду объясняться с тобой!
Смех. Тихий шепот. Шелест одежды. Приглушенные восклицания счастливой Симоны.
— А ты, видимо, на самом деле очень неплох в постели… — задумчиво прошептала Женевьева, снимая наушники, — ничего, скоро будешь признаваться и мне в любви. Как миленький! Иначе…
Спустя два дня Виктор набрал номер Якова Бурея.
— Алло! Это Одинцов. Я согласен. Приезжайте в ресторан на Saint Lazare во вторник вечером. К десяти. Там и обговорим все условия.
Владимир Быстрицкий уже вторую неделю ежедневно навещал ресторан Комарова. К подобным посетителям здесь давно привыкли. Люди, обнаружив в Париже маленький островок, чем-то напоминавший им Россию, часто приходили сюда. Просто посидеть, почитать газету за чашкой кофе или бокалом пива, поговорить на родном языке, послушать других. Мужчина был мрачен.
Он ни на йоту не продвинулся в
Обычная праздная болтовня, ничего существенного. Владимир понимал, что шансов найти какой либо компромат на претендента ничтожно мал. Задушевная беседа с бывшей женой шахматиста — Лизой, которую он организовал в Москве перед вылетом в Париж, — также закончилась «пшиком». Та лишь злобно бубнила, какой Одинцов негодяй, что бросил ее с дочкой в тот момент, как стал хорошо играть и зарабатывать большие деньги.
Между тем чемпион мира названивал раз в три дня, требуя краткого отчета. Майор отделывался общими фразами, что приводило его шефа в дикую ярость.
— Кто на него работает! Узнай и проследи! Не может быть, чтобы из этой захудалой команды Гиршманна могли оказывать ему существенную помощь!! Наверняка в матче с Леконтом какая то сволочь натаскивала его в дебютном отношении! Слишком грамотно и быстро он разыгрывал схемы! Понял??
— Понял, — хмуро отвечал Быстрицкий. — Постараюсь выяснить.
Он сам когда то увлекался игрой, дошел до кандидата в мастера, но служба в контрразведке отнимала все время, и он забросил шахматы.
Потом приятель случайно познакомил его с одним из помощников чемпиона, а тот, в свою очередь, порекомендовал Быстрицкого в качестве опытного во всех отношениях «бойца невидимого фронта».
Так Владимир попал в команду лучшего гроссмейстера планеты.
— Не угостите сигареткой? — раздался сзади знакомый баритон. Быстрицкий обернулся.
На него вопрошающе-подобострастно взирал цыган Миша, чуть наклонившись вперед. Красная в белый горошек рубаха была расстегнута на три верхние пуговицы, обнажая волосатую грудь.
Черные блестящие сапоги резко пахли гуталином. Широкие брюки не первой свежести были подпоясаны кожаным ремнем.
Майор поморщился, достал пачку сигарет и встряхнул ее.
Миша ловко выхватил за фильтр одну из них и воскликнул:
— Премного благодарен!
Чиркнул зажигалкой, закурил.
— Давно здесь пиликаешь? — спросил бывший кагэбист, глядя в угол ресторана на двух разбитных девиц, потягивающих коктейли из длинных бокалов.
— Давненько! — услужливо кивнул цыган. — А Вы, гляжу, новичок в наших краях. Верно?
— Допустим, — ответил Быстрицкий и тоже закурил, — присаживайся! Взглянув на официантку, приказал:
— Два пива сюда!
Та кивнула и направилась к бару.
— Тереза! Мне «Хольстен»! — крикнул вдогонку Миша.
Спустя минуту полька аккуратно поставила перед мужчинами две длинные кружки с янтарной жидкостью.
— Ну, давай, земляк! За знакомство! — Быстрицкий приподнял пиво и подмигнул музыканту. Миша, опасливо покосившись на служебный выход, быстро опустошил свою долю.