Французские дети не плюются едой [секреты воспитания из Парижа]
Шрифт:
В 1960-е годы швейцарский психолог Жан Пиаже приехал в Америку, чтобы поделиться своей теорией о стадиях развития ребенка. После каждой лекции кто-то из присутствующих неизменно задавал ему один и тот же вопрос, который сам Пиаже впоследствии окрестил «американским»: как ускорить развитие, быстрее проходить эти стадии?
«А зачем вам это нужно?» — удивлялся он. По его мнению, форсировать обучение ребенка нежелательно, да и невозможно. Дети проходят фазы развития в определенном темпе, руководствуясь внутренними ритмами.
«Американский вопрос» объясняет главное различие между французскими и другими родителями, не только американскими. Многие считают своим долгом подталкивать
А вот во Франции родители вовсе не лезут из кожи вон, чтобы их дети стали первыми. Не стремятся научить их читать, считать или плавать как можно раньше, не пытаются сделать из них гениев. В Париже у меня не было чувства, что все мы участвуем в гонке. Безусловно, мамы записывают своих детей на теннис, фехтование и английский. Но не бахвалятся этим как доказательством своего родительского превосходства. И не пытаются скрывать, какие именно центры посещают их дети, будто речь идет о секретном оружии. Во Франции детей водят в музыкальные школы по субботам вовсе не для того, чтобы активизировать какие-то там участки мозга: их водят, потому что детям это нравится. Как и наш инструктор по плаванию, французы считают, что важно «познакомиться» и «пробудить».
Французы и саму природу ребенка понимают иначе. Начав изучать этот вопрос, сталкиваюсь с двумя учеными, которых разделяет пропасть в двести лет. Это Жан-Жак Руссо и Франсуаза Дольто, имя которой я слышу впервые. Их идеи оказали огромное влияние на философию воспитания во Франции и актуальны по сей день.
Современная теория о том, как правильно воспитывать детей, начинается с Руссо. Сам философ был никудышным родителем (и даже не французом, как, впрочем, и Пиаже). Он родился в Женеве в 1712 году, детство его было далеко не идеальным: мать умерла через десять дней после родов, единственный брат убежал из дому, а отцу-часовщику впоследствии пришлось покинуть Женеву из-за ссоры с конкурентами. Жан-Жак остался на попечении дяди. Уже став взрослым, Руссо переехал в Париж, а своих собственных детей вскоре после рождения отдал в приют, оправдывая это тем, что пытался таким образом защитить честь их матери, бывшей швеи, нанятой им в служанки.
Но все эти злоключения не помешали ему опубликовать в 1792 году свой труд «Эмиль, или О воспитании». Речь в нем идет о воспитании воображаемого героя, Эмиля (который по достижении половой зрелости встречает чудесную Софи).
Немецкий философ Иммануил Кант сравнивал значимость этой книги с Французской революцией. Друзья-французы рассказывали, что у них «Эмиля» читают в старших классах. Влияние этой книги столь велико, что выражения и цитаты из нее есть в современном родительском лексиконе — например, о важности «пробуждения ощущений». Родители до сих пор воспринимают описанные в ней принципы как непреложную истину.
«Эмиль» вышел в свет в отчаянные для французского воспитания времена. По подсчетам парижской полиции, из 21 тысячи младенцев, рожденных в Париже в 1780 году, 19 тысяч были отданы кормилицам в Нормандию, Бургундию и прочие дали. Некоторые из этих новорожденных умерли по пути от тряски в холодных повозках. Другие погибли от небрежности кормилиц, бравших слишком много детей. Они оставляли
Для родителей из рабочих семей кормилицы были дешевой альтернативой: выгоднее было платить кормилице, чем искать того, кто будет работать в семейной лавке вместо матери. Зато матери из аристократических кругов сами делали такой выбор: принадлежность к обществу вынуждала их вести светскую жизнь, не обремененную обязанностями. Ребенок был «помехой не только супружеской жизни матери, но и ее развлечениям, — пишет эксперт по социальной истории Франции. — Ухаживать за детьми считалось неинтересно и неизящно».
«Эмиль» стал вызовом подобному мировоззрению. Автор призывал матерей кормить детей грудью, осуждал пеленание, мягкие чепчики и «детские поводки» — предметы, обеспечивавшие детскую безопасность в те времена. «Я отнюдь не стараюсь защитить Эмиля от травм — напротив, я был бы очень расстроен, если бы тот ни разу не ушибся и вырос, не имея понятия о боли, — писал Руссо. — Даже если он возьмет нож за лезвие, то едва ли схватится крепко и потому поранится не слишком глубоко.»
Философ считал, что детям для естественного развития необходима свобода. Он предлагал «ежедневно выводить Эмиля на середину поля, чтобы бегал и резвился — пусть падает хоть сто раз на дню». Его герой — ребенок, который мог свободно изучать и открывать для себя окружающий мир, позволяя своим чувствам постепенно пробуждаться. «По утрам давайте Эмилю бегать босиком — хоть летом, хоть зимой», — писал он. Руссо разрешил своему воображаемому воспитаннику прочесть всего одну книгу: «Робинзона Крузо».
До прочтения «Эмиля» мне были непонятны все эти разговоры французских воспитателей и родителей о «пробуждении чувств» и «изучении окружающего мира». На родительском собрании в детском саду, куда ходила Бин, воспитательница с восторгом рассказывала о том, что в четверг утром они водят детей в спортивный зал — не для того, чтобы заниматься, а чтобы малыши могли «познавать возможности своего тела». В детсадовской брошюре говорится, что дети должны «открывать мир с удовольствием и радостью». Центр развития рядом с нашим домом так и называется: Enfance et D'ecouverte («Ребенок и познание»). Высочайший комплимент ребенку во Франции — назвать его 'eveill'e (активным, живым). (В Америке «активными» обычно называют несимпатичных младенцев, чтобы не обидеть.)
Процесс пробуждения ощущений заключается в том, что малыш знакомится со всеми пятью чувствами. Активное участие родителей при этом не требуется. Ребенок познает мир, когда смотрит на небо, чувствует аромат готовящейся еды или играет один на одеяле. Таким образом чувства обостряются, и он готовится к тому, чтобы различать ощущения. Это первый шаг на пути к превращению в утонченного взрослого, знающего толк в удовольствиях. А сам по себе этот процесс учит ребенка ощущать прелесть и вкус каждого мгновения.
Я, разумеется, эту идею поддерживаю. Разве может быть иначе? Меня удивляет другое — какое значение этому придают французы.
По мнению Жана Пиаже, мы, американцы, стремимся к тому, чтобы наши дети освоили конкретные навыки и как можно скорее достигли очередной фазы развития. Нам кажется, что успехи детей зависят от того, что делаем мы, родители. То есть наш собственный выбор и качество родительского участия очень важны. Поэтому мы и думаем, что самое главное в воспитании детей — изучить младенческий язык жестов, начать «читать раньше, чем ходить», выбрать лучшее дошкольное учреждение. Отсюда нескончаемые поиски рекомендаций от экспертов по вопросам воспитания.