Французские дети не плюются едой [секреты воспитания из Парижа]
Шрифт:
В нашем маленьком парижском дворике эти культурные различия видны как нигде. Комната Бин завалена черно-белыми развивающими картинками, кубиками с алфавитом и дисками «Бейби Эйнштейн» (эффективность которых, кстати, недавно была опровергнута) — подарками друзей и родственников из Америки. Мы постоянно включаем ей Моцарта, чтобы стимулировать познавательное развитие. А вот моя соседка Анна, архитектор, даже не слышала про «Бейби Эйнштейн» и когда я ей рассказала, не сильно заинтересовалась. Дочка Анны играет в игрушки, купленные на распродажах, или просто гуляет во дворе.
Чуть позже делюсь с Анной новостью: в подготовительной группе местного детского
— Зачем?! — поражается Анна. — Детство заканчивается так быстро!
Исследователи Техасского университета полагают, что цель «пробуждения чувств и ощущений» не в том, чтобы способствовать развитию познавательных способностей ребенка или помочь ему продвинуться в учебе. С ними согласны французские матери. Они считают, что «пробужденные» дети разовьют в себе определенные качества характера, такие как умение полагаться на себя и не бояться разнообразия. Ну и кроме того — знакомство с различными картинами окружающей действительности, различными вкусовыми ощущениями, богатой цветовой палитрой просто приятно малышам. По признанию одной из мам: — «Удовольствия — главная жизненная мотивация. Не было бы у нас удовольствий, незачем было бы жить».
В Париже XXI века наследие Руссо обрело две, на первый взгляд противоречащие друг другу, формы. С одной стороны, дети «резвятся в полях» (или, как в нашем случае, в бассейне). С другой — во французских семьях довольно строгая дисциплина. Ведь, по словам Руссо, свобода ребенка должна быть ограничена твердыми рамками и сильным родительским авторитетом.
«Знаете верный способ сделать ребенка несчастным? — пишет он. — Приучите его к тому, что можно получать все. Поскольку его желания постоянно растут из-за той легкости, с какой они удовлетворяются, рано или поздно беспомощность вынудит вас ответить отказом, как бы вам это ни претило. Непривычный отказ станет куда большим мучением для ребенка, чем лишение желаемого».
Согласно Руссо, родители попадают в самую большую ловушку, когда думают: раз малыш способен аргументировать, то его доводы заслуживают равного со взрослыми уважения. «Нет воспитания хуже, чем устроить борьбу мнений и вести с ребенком бесконечные споры о том, кто главнее».
У Руссо нет сомнений в том, что главнее — родители. И он часто говорит о «рамках» — основе современного французского воспитания. В идеале родители должны проявлять строгость по ряду основных вопросов, но очень спокойно относиться ко всему остальному.
Фанни, издатель, мать двух малышей, рассказывает, что еще до того, как у нее появились дети, она услышала по радио интервью с известным французским актером. Говоря о вопросах воспитания, актер облек в слова ее мысли по поводу установления рамок.
— Он сказал: «Воспитание подразумевает жесткие границы, но внутри этих границ — свобода». Мне очень нравится это высказывание. В пределах установленных рамок ребенок чувствует себя спокойно. Он знает, что может делать все что хочет, но некоторые ограничения для него неизменны.
Почти все французы, которых я встречаю, говорят о себе как о «строгих родителях». Это вовсе не значит, что они постоянно третируют своих детей. Нет, это означает лишь то, что их решения непререкаемы в определенных ключевых моментах. Так и формируется структура ограничений.
— Я всегда немножко строга, — признается Фанни. — Есть некоторые правила, к которым нельзя относиться попустительски, — это сразу
Эти правила касаются еды, сна и просмотра телевизора.
— В остальном — пусть делает, что хочет, — говорит она о своей дочери Люси.
Но даже внутри установленных рамок Фанни пытается предоставить Люси свободу и выбор.
— Я запрещаю ей смотреть телевизор, но разрешаю смотреть фильмы на DVD. И она сама выбирает какие. И так во всех вопросах… Когда мы утром одеваемся, говорю ей: «Дома можешь одеваться как угодно. Хочешь летнюю рубашку зимой — пожалуйста. Но как одеться на улицу, решаю я». Пока этот метод работает. Посмотрим, что будет, когда ей исполнится тринадцать!
Смысл ограничений не в том, чтобы стеснить ребенка, а в том, чтобы создать предсказуемую и понятную среду.
— Рамки нужны, иначе ребенок ощущает себя потерянным, — говорит Фанни. — Они придают уверенность. Я не сомневаюсь в своих детях, и они это чувствуют.
Однако у наследия Руссо есть и темная сторона. Когда я веду Бин на первую прививку, то качаю ее на руках и заранее извиняюсь за боль, которую ей предстоит испытать. Но французский педиатр меня отчитывает:
— Не извиняйтесь перед ребенком. Всем приходится делать уколы. К чему извиняться?
Он как будто повторяет слова Руссо: «Если чрезмерной заботой оградить ребенка от всякого дискомфорта, его ждет большое несчастье». (Интересно, что думал Руссо о суппозиториях?)
Руссо не отличался сентиментальностью. Его задачей было вырастить достойных граждан из мягкого «теста». Сотни лет мыслители считали детей tabulae rasae — «чистой доской». В конце XIX века американский психолог и философ Уильям Джеймс высказал мысль о том, что для младенца мир — «огромное многокрасочное, многозвучное месиво». Вплоть до XX века считалось, что процесс осознания мира и своего присутствия в нем происходит у детей очень медленно.
Во Франции идея о том, что ребенок — «половина человека», продержалась до 1960-х годов. Мне приходилось встречать сорокалетних французов, которым в детстве не разрешали подавать голос за ужином, пока к ним не обращался взрослый. Считалось, что дети должны быть sage comme une image («тихими, как картинка») — эквивалент старой английской поговорки, согласно которой «детей должно быть видно, но не слышно».
Лишь в конце 1960-х такое представление о детях во Франции стало меняться. В марте 1968-го студенческая акция протеста в университете в Нантерре повлекла за собой серию бунтов по всей стране. Через два месяца 11 миллионов французских рабочих объявили забастовку, и президент Шарль де Голль распустил Национальное собрание. Хотя протестующие выдвигали вполне конкретные финансовые требования, на самом деле они добивались полного изменения образа жизни. Консервативное французское общество, в котором веками правили религия и мужчины, внезапно оказалось устаревшим. Идеалом бунтовщиков была личная свобода, которая могла бы дать женщинам возможность выбирать иную судьбу, смягчила бы жесткое классовое разграничение и обеспечила людям существование, которое не сводилось бы лишь к m'etro — boulot — dodo («метро-работа-сон»). В конце концов французское правительство подавило волнения, местами насильственно. Однако протесты оказали глубокое влияние на французское общество. (К примеру, сегодня Франция — одна из наименее религиозных стран Европы.)