Французы на северном полюсе

Буссенар Луи Анри

– Ко мне!.. На подмогу!..– крикнул он в следующее мгновенье.

Капитан и матрос схватились за крюк, на котором бился тюлень, тщетно стараясь освободиться.

С четверть часа продолжалась борьба, после чего огромный щетинистый тюлень был вытащен из норы.

Жалобно мыча, он еще сопротивлялся, но слабо – крюк глубоко засел в его горле.

Зверя на веревке потащили к палатке.

Больше всех радовались доктор и Ужиук. Один врач, другой дикарь – оба знали, что поимка тюленя очень важна для больных скорбутом.

У

эскимоса был здоровый желудок и доброе сердце. Обычно он сразу принимался сосать теплую кровь подранков, но на сей раз великодушно отказался от такого удовольствия и как мог, частично словами, частично знаками, объяснил Фрицу и Нику, что им надо напиться животворящей крови.

На том же настаивал и доктор.

Фриц попробовал и жалобно простонал:

– Не могу пить кровь. Не могу!..

– Пей!

– Не могу!.. Лучше смерть!.. Попробуй, Ник, ты…

У фламандца не было предрассудков.

– Мне все равно,– сказал он,– выпью, пожалуй. Только бы выздороветь!

И он принялся пить живительную горячую влагу.

– Дорого бы я дал, чтобы последовать его примеру! – простонал Фриц и потерял сознание.

Слабость и отчаяние всегда крепкого, бодрого эльзасца вызвали у всех недобрые предчувствия.

Трудно поверить, но к вечеру Нику стало легче, чего нельзя было сказать о Фрице.

Заболели скорбутом еще двое: Констан Гиньяр и лейтенант Вассер. Оба долго не поддавались болезни, но в результате неимоверного напряжения сил в последние дни в конце концов свалились.

Теперь в экспедиции было трое больных и один умирающий. Все понимали, что Фриц обречен…

Сделали продолжительную остановку, чтобы дать людям отдохнуть. Положение становилось критическим.

Никто точно не знал, освобождается ли когда-нибудь полярное море ото льда, хотя были основания думать, что это случается и даже зимой.

Скорее всего возле полюса лед не везде сплошной. Но в настоящий момент впереди не было видно никакого водного пространства. Так что приходилось идти на риск: исследовать, сколько льда, а сколько свободного пространства на оставшихся до полюса пятидесяти милях. В среднем это не больше десяти дней пути, туда и обратно.

Но идти придется по сплошному нагромождению льдин. Не безумие ли это?

Некогда капитан Маркхам при таких же обстоятельствах потратил целый месяц на путь в семьдесят миль а когда вернулся, все члены экипажа умирали от истощения и скорбута. Даже самые крепкие.

А ведь у него были на «Алерте» и съестные припасы, и медикаменты, в общем, полный комфорт. Де Амбрие же вообще не имел пристанища. Провизии оставалось на шесть недель. Брезент для палаток и несколько лодок – вот все, чем он располагал. Матросы были в полном изнеможении, а некоторые – тяжело больны.

Что оставалось делать?

Ждать? Надеяться на оттепель?

Но громады льда здесь не те, что подтаивают от лучей северного светила.

Стало

быть, ждать нечего.

Не лучше ли взять с собой самых сильных матросов, немного провианта и попытаться преодолеть это препятствие?

Но льдина перемещается, хоть и медленно. Что будет, если по возвращении они не найдут своих?

Де Амбрие не знал, что предпринять, и решил подождать еще сутки.

Близилась катастрофа, и это приводило в отчаяние матросов, прежде не думавших о смерти.

ГЛАВА 9

Агония и смерть.– Похороны.– Вынужденное решение. – Надо разлучиться.– Последняя экспедиция.– Выбор участников.– В путь!

Несчастный Фриц умирал. Красные пятна на коже расплылись и приобрели фиолетовый оттенок. Спина вся пошла твердыми, как камень, буграми. Многие части тела словно закоченели и потеряли чувствительность. Измученный нестерпимыми болями, эльзасец громко стонал.

Он потерял все зубы, изо рта текла слюна. Не помогли ни опыт, ни самоотверженность доктора Желена.

Умирал машинист в полном сознании, только не мог говорить – распухший язык не повиновался.

Убитые горем, с заплаканными глазами, возле кровати больного собрались верные друзья. Не хотелось верить, что смерть уже коснулась его своим холодным дыханием. Неужели Фриц Герман, такой сильный и такой добрый, уйдет от них навсегда? Неужели это конец? Матросам стало страшно.

Одно дело умереть в борьбе со стихией, совсем другое – заживо сгнить.

Но Фриц был спокоен – он честно прожил жизнь и выполнил свой долг.

Умирающий силился что-то сказать, глядя на капитана, но можно было разобрать лишь отдельные слова: Франция, Эльзас и еще Васелонн – название деревни, где жили старые родители. Вдруг речь его стала более внятной, видимо от коньяка, который доктор влил ему в рот.

– Капитан,– произнес Фриц – прощайте… и вы, друзья… Я сделал все, что мог…

– Да, друг мой,– дрогнувшим голосом сказал де Амбрие,– ты выполнил свой долг до конца. Большое тебе спасибо!

– И вам спасибо на добром слове… Простите, друзья, если кого-нибудь из вас я невольно обидел. Не поминайте лихом… Я умираю, верный своему флагу… Покажите его мне, капитан, в последний раз, а ты, парижанин, спой «Песню об Эльзасе».

Совершенно обессиленный, Фриц уронил голову на подушку, но при виде французского штандарта, который в эту минуту водрузили в дверях, ценой невероятных усилий одной рукой взял за руку капитана, другой – Плюмована, едва сдерживающего слезы. Матросов била дрожь. В отворенную дверь врывались слабые солнечные лучи.

– Пой, друг! – снова попросил умирающий.– Пой об Эльзасе!..

С трудом овладев собой, Артур запел глухим прерывающимся голосом:

Скажи, где Родина твоя?

Германия иль Франция?