Франкенштейн: Антология
Шрифт:
— Голос как у нее, — саркастически говорит Соня.
— Работа с ее гортанью еще не закончена, он будет звучать как у Элисон. Никогда в жизни я больше не услышу отвратительно резкий голос той женщины. Никогда больше ее глаза не будут смотреть на меня с издевательской насмешкой.
— Кенни, я знаю, ты веришь, что все будет идеально, но уже сейчас ясно, что все будет ужасно.
— Соня, не надо так говорить.
Меня поразили не слова Кеннета, а интонация, с которой он их произнес. Я явственно услышала: «Еще раз скажешь нечто подобное,
Соня замолкает. Я слышу, как она входит в палату, садится и берет в руки книгу. Она дышит прерывисто. Ей страшно. Я ощущаю быстрое прикосновение ее руки к моему плечу. Теперь и меня охватывает страх.
Я уже не могу спать. Мой мозг, накачанный морфием, сочиняет различные сценарии развития событий. И каждый раз я выступаю в роли жертвы. В моем воображении Кеннет уже не искусный и любящий творец, а мясник, отсекающий от моего тела все, что ему не нравится и кого-то напоминает.
Входит Грета, чтобы сменить Соню. Я дожидаюсь, когда она начнет мыть мне лицо, и демонстрирую свой голос:
— Грета…
— Что? Вы что-то сказали? — Грету не поставили в известность о том, что я заговорила.
— Я боюсь.
— О господи. — Грета переходит на шепот. — Он знает, что вы можете говорить?
Я киваю и спрашиваю:
— Ты знаешь, кто я?
— Элисон Ниэри Крейг. Я прочитала одну из ваших книг. Я не большая любительница чтения. Я человек действия, понимаете, люблю смотреть, слушать.
— Я сейчас в теле женщины, которую доктор знал раньше?
— А разве вы не знаете, кто вы? — испуганно спрашивает Грета.
— Я — Элисон Ниэри Крейг. Но мое тело. Лицо. Доктор услышал мой голос и сказал сестре, что, пока жив, он не желает слышать его. И что он собирается его изменить.
— Ну, я не знаю. — (Разве? Я не верю Грете.) — Вы очень красивая… по моему мнению… вы же знаете, что я чувствую, когда…
Догадываюсь.
— Грета, я боюсь, это тело и лицо ему хорошо знакомы. И возможно, он удалил глаза и гортань только потому, что они ему кого-то напоминали.
— Мисс Элисон, — она взяла мое лицо в ладони, — я не дам вас в обиду.
Мы слышим в коридоре шаги доктора и замолкаем. Грета отходит к раковине, чтобы приготовить воду для дальнейшего мытья.
— Как ты себя сегодня чувствуешь? — Кеннет снимает легкое одеяло, которое укрывает мое обнаженное тело.
— Мне больно, — произношу я низким, скрипучим голосом.
— После умывания я увеличу дозу, и боль утихнет. У меня для тебя потрясающая новость. Ноги. Мне по факсу прислали фотографию. Я жду результаты пробы на совместимость тканей. Но практически уверен, они будут твоими. Дивной красоты. — В его голосе восхищение. Он счастлив. И мои страхи и сомнения отчасти рассеиваются.
— Великолепно, — скриплю я. — И тогда я для тебя станцую.
Он смеется, но без особого воодушевления:
— Будь терпелива.
Я ощущаю, как его пальцы пробегают вокруг сосков, заставляя их затвердеть. Руки не
Грета чем-то гремит у раковины.
— Все готово.
Кеннет убирает руки.
— Вернусь через пятнадцать минут, — с придыханием произносит он.
Когда Грета моет мои руки, клянусь, я что-то чувствую. Она делает это слишком поспешно.
— Пожалуйста, Грета, не торопись.
— Теперь я тоже боюсь.
Мне хочется развеять ее страхи, но вместо этого я позволяю ей быстро закончить процедуру умывания. Никакие мои слова не помогли бы ей справиться со страхом. Я полностью разделяю ее беспокойство. Завершив, она что-то мямлит запинаясь, после чего принимается извиняться. Я пытаюсь убедить ее, что этого не стоит делать, хотя чувствую, что мне не хватает ее прикосновений. Грета вздыхает и выходит из палаты.
Кеннет возвращается, чтобы поставить мне капельницу.
— Сладких снов, любовь моя.
И я улетаю.
Туман рассеивается со скоростью горного потока. Я слышу, как доктор разговаривает с какой-то незнакомой женщиной. Медсестрой. Ощущаю запах операционной, слышу легкое эхо, гуляющее в пустом пространстве.
— Красивые ноги. Думаю, танцовщица, лишившаяся их, будет очень по ним скучать, если, конечно, выживет.
— Ей не сказали, что ноги ампутировали?
— В аварии ее брюшную полость разворотило так сильно, что в клинику ее доставили без сознания. Откуда она может знать, что ее ноги остались неповрежденными?
— Вы сущий дьявол, доктор Чернофски. Если мне нужно будет поменять ноги, я знаю, к кому надо обращаться.
— Дебби, тебе это никогда не понадобится.
Женщина нервно смеется, на этом флирт обрывается. Я пытаюсь повернуть голову. На шее тугая повязка. Я не могу ни сглотнуть, ни вздохнуть. Я слышу сигналы приборов.
— Херб! Она просыпается. Добавь наркоз. Быстро!
И я снова проваливаюсь в сон.
Как только я прихожу в себя, Грета начинает процедуру умывания. Она шмыгает носом. Наверное, простудилась. Я пытаюсь заговорить, но горло чем-то забито, и я едва не задыхаюсь. Но быстро догадываюсь: у меня во рту трубка, через которую в легкие поступает воздух. Я мотаю головой.
— Мисс Элисон, пожалуйста, лежите спокойно. Вам прооперировали гортань. И некоторое время придется дышать через трубку, пока не спадет отек. За последние несколько недель вы перенесли много операций, так что не подвергайте себя дополнительному стрессу. Я позабочусь о вас. Сделаю все как надо. — (По ее интонации я догадываюсь, что мы в палате не одни. Есть посторонний. Я расслабляюсь под привычными движениями ее рук.) — Вот так-то лучше, дорогая. Вам нужны силы, чтобы восстановиться.
Я даже не в состоянии стонать от боли. Входит Кеннет, он чем-то расстроен.