Франкфурт 939
Шрифт:
«Твою ж мать!»
– И вы поверили?
Испуг как рукой сняло. Улыбкой просиял, будто только с горшка после недельного запора. Даже порозовел.
– Очень глупо – врать мне, Гунтрам.
– Что вы скрываете, викарий? Я ведь узнаю.
– Убирайся! – и махнул рукой на дверь.
Вниз никто не провожал, сам нашёл дорогу. Кажется, стены храма чувствуют настроение викария, и сейчас злы на Гунтрама. Лестница винтовая, но окна лишь с двух сторон башни, есть тёмные углы. Тень мрака не боится, но сколотая ступень –
Вышел и повернул направо. От базилики по главной улице до мельничных ворот и чуть налево. Недалеко, но, чёрт их всех дери, как медленно. Широкая и ровная дорога – откуда тут заторы? Из-за всяких баранов, которые телеги оставляют. И всем приходится тесниться. Им, видите ли, так удобней. Бросил, где захотел и ушёл по делам. У остальных-то дел нет, им спешить некуда. Пора рубить головы за подобное.
Одна с горкой нагружена мешками, аж стенки округлились. Гунтрам достал нож из рукава и порезал мешки, их содержимое посыпались на землю, в самую грязь. Следующая телега – клетки с курами. Схватил одну, размахнулся и об стену. Дерево в щепки, птица свободна. Кудахча, убежала в подворотню.
«Только в трущобы не беги, там тебя не ощипывая слопают».
Кинул ещё парочку. Откуда-то выбежал возмущённый хозяин кур.
– Ты что творишь, урод? – и бросился с кулаками.
Не боец, сразу видно. Как петух машет крыльями и прыгает. Народ вокруг расступился и замер в ожидании потехи. Гунтрам заломал руку, врезал коленом под дых, схватил за волосы и лбом об край телеги. Всё, потехе конец, пошёл дальше, не оборачиваясь на крики-угрозы. Стража? Да он и сам к ним идёт.
Казарма – пятак у крепостной стены, огороженный подсобными постройками и приёмной. С жалобами и обвинениями – туда. Гунтрам обошёл со стороны и попал на плац. Ворота никогда не закрывают, даже ночью.
Вот в самом деле, кто нападёт на стражу? Разве что – Железные! Войдут ночью и тихо всех перережут, откроют городские ворота и впустят войска Оттона. Ещё одна шестерня со сломанным пазом в проржавевшем механизме.
– Эй! Ты кто такой? Сюда нельзя.
– Капитан где? – Гунтрам на молодого стражника глянул лишь вскользь.
– Я те чё сказал? Нельзя сюда. Проваливай. Иди как все, через приёмную.
Да, так куда приятнее, когда тебя не знают. Может, подыграть? Выйти, покрасться тайком, отыскать Бернарда самому.
Ребячество.
– Ты знаешь, кто я?
– Ещё один сынок Арнульфа? Сколько ж вас расплодилось.
У главы объединённого купечества пять сыновей и дочь, но в них ни капли сходства с Гунтрамом. Те рыжие, курчавые и конопатые, а у него чёрные прямые волосы и ни одной веснушки.
– Сюда
– Его нет.
– Так значит, передай стражникам, чтобы разыскали в городе священника по имени Пипин.
– Его и так ищут. Вы уже второй, кто просит.
– А первый кто?
– Храмовник Рене.
– Да ладно! Вот что, разыщи-ка мне и его тоже. А капитану передай, что он нужен в замке. Ах да, Пипина найдёте, ведите ко мне, а не в храм. Понял? Молодец. Выполняй.
Возле приёмной опять столкнулся с куроводом. Тот закудахтал, что есть мочи, но получил кулаком в живот и по морде. Продолжил надрывать горло, лёжа в грязи.
– Это он! Это он!
«Об этом что скажешь, Ингрид? Парень-то занятой и, видимо, не трус, но, похоже, тот ещё засранец. Получил по роже и сразу жаловаться побежала. Ни чести, ни самоуважения. Как тебе мужики, которые не могут за себя постоять и зовут на помощь? Ах да, ещё он вспыльчив. Такие любят бить жён. Сможешь терпеть побои?»
На шум выбежали стражники.
– Вон тот гад!
Гада окликнули, а кто-то даже метнулся следом, но Гунтрам заранее, не оборачиваясь, поднял руку, выставил средний палец. На нём перстень с гербом Франконии.
Может, поэтому так часто узнают на улице?
– Стражник, – обратился он к подбежавшему, – задержать этого человека и взыскать десять пфеннигов.
– В чём он виновен?
– В заторе на главной улице, – ответил Гунтрам, не сбавляя шаг. – Он оставил телегу на дороге.
– Нет такого запрета.
– Ты со мной споришь? Ставить телеги на дороге можно лишь для погрузки-разгрузки. С остальных взымать десять пфеннигов и гнать взашей. Не может уплатить – отобрать товар. Нет товара – забрать телегу. К вечеру получите распоряжение, а пока начинайте разгонять. Завтра проверю, чтоб ни одна не мешалась на дороге. Понял?
– А где их оставлять-то?
– На пустырях и в подворотнях. Да где угодно, лишь бы не на дорогах. Хоть за стеной.
– Только что был на главной улице. Телеги уже в два ряда ставят, ходить невозможно. Надо их разгонять. Если товар грузят – пусть, а остальных наказывать монетой. Думаю, десять пфеннигов в самый раз.
Герцог Эбергард отвлёкся от записки и уставился на Гунтрама.
– Лет двадцать назад что-то такое уже предлагали. Знаешь, почему я тогда отказался?
– Купечество возмущалось?
– И они тоже. А ещё ремесленники, скотоводы, пахари и окрестные бароны, которые продают Франкфурту свой урожай. У города огромный товарооборот. Загруженность дорог неизбежна. Издержки перенаселения. Нельзя запрещать стоянку телег, где взбредёт. Появится много недовольных. Городская аристократия и без того часто возмущается, бургомистра хотят назначить. Но это всё ерунда. Заторы на улицах пригодятся, если будем оборонять город. Сам видел – конница там не пройдёт. Оттон лишится главного преимущества.