Франкфурт 939
Шрифт:
– Кучку голодных измождённых доходяг.
– И что же вы их сами до сих пор не перебили?
– Мы воры, а не солдаты. Да и надеялись, что они сами сдохнут.
– Я встречался с Железными, их как угодно можно назвать, но уж точно не доходягами.
– То есть сдрейфил?
– Нет, я согласен. Мне нужен проводник.
– Хорошо, приходи к нам…
– Сейчас.
– Без подготовки?
– К чему там готовиться? Всё, что надо, с собой. Давай-давай, живее. Времени нет, дел по горло. Я ведь гвардеец, у меня обязанности, не забыл?
– Я
– Тебе ли не знать, что я всегда держу слово.
Брун помнит, как Манфред, пообещав, сломал Зигфриду нос, когда тот в очередной раз обратился к нему на «Эй». Зигфрид, кажется, тоже вспомнил. Набычился, провожает его злобным взглядом. Глаза едва ли не пылают. Сейчас под Манфредом разверзнется земля, и он провалится прямиком в ад. Э-э-э, нет, мерзавец просто ушёл.
– Ты сейчас куда? Никаких важных дел? – полюбопытствовал Фольк.
– Так, в пару мест заскочить. Ничего особенного.
– С тобой сходить?
– Не, сам справлюсь.
– Ладно, если что, знаешь, где меня искать.
Фольк ушёл, а Брун спустился с балкона и подошёл к трону.
– Где тебя носит?
Ну вот, вся злость, копившаяся для Манфреда, досталась первому попавшемуся под руку.
– Заночевал у Гайи.
– Эта девица тебя погубит.
– Мы что, и вправду в сокровищницу Эбергарда полезем? – Брун перевёл разговор в иное русло. Не любит говорить о Гайе.
– Если заберём один меч, герцог на нас не подумает, а если и подумает, то не ополчится. Мы ведь решили проблемы с Железными, не так ли? И наконец-то можем доложить.
– Пока что не решили, и зря ты не согласился на предложение Манфреда.
– Сам знаешь, проблему с ублюдками в тоннелях нужно решать. Ты ведь даже идиотом меня назвал из-за них.
– Кто тебе сказал?
– Какая разница? Говорил или нет?
– Я сказал, что ты по-идиотски поступил и потому у нас проблемы.
– Всё я сделал правильно. Не понимаю, почему они до сих пор не передохли. Чем они там питаются, говном что ли?
В этом весь Зигфрид – сперва создаст проблему, потом найдёт решение и ждёт похвалы.
– Да там одних крыс хватит, чтобы войско прокормить. Я ведь говорил, что не сдохнут они сами. Это же умелые воины, а не шпана какая. Скажи спасибо, что они выхода не нашли.
– Ой, вот не надо только опять напыщенных баек про то, как на войне характер закаляется. И я в детстве крыс жрал, когда ничего не оставалось.
Ах да, Брун виноват перед Зигфридом за то, что пошёл на войну, и вспоминать о своём злодействе не имеет права, тем более – гордиться. И наплевать, что умения, полученные там, сослужили по возвращении добрую службу. Когда-то Брун мог убить разве что ножом в спину и потому прежний крысиный король не видел в нем угрозу.
– С нами хочет переговорить главный купец.
– Его зовут Арнульф. Ты бы запомнил, вдруг когда-нибудь
Даже себя не убедил. Зигфрид уже месяц из убежища не вылезает.
– Утром встретил храмовника, – продолжил Брун.
– И что он, спрашивал, когда заплатим?
– Нет, но заплатить всё же неплохо бы.
– Да хрен им. Вконец обнаглели. Это ведь пожертвования, а не налог. Привыкли уже, совсем не видят разницы. Мы-то от щедрости деньги даём, а они и забыли. Думают, мы обязаны им платить каждый месяц за просто так. Обойдутся.
Немного помолчали.
О чём ещё поговорить? Да, вроде, больше не о чем.
– Ладно… пойду…
– Иди…
А ведь прежде были лучшими друзьями. Теперь Брун и не вспомнит, когда в последний раз общались нормально, без ругани и споров, а главное – не по делу.
Вышел из дворца и увидел Манфреда. Тот озирается по сторонам, придаётся ностальгии. Увидел Бруна, улыбнулся. Не от души, радуясь встречи, а будто подмечая: «Ха, и этот тут». «Этот» в ответ не улыбнулся, плюнул под ноги и ушёл. Брун, наверно, единственный вор, который в убежище почти не бывает. Кто-то же должен работать, пока король прохлаждается. Им ведь налоги не платят.
Крысы – самая могучая сила в трущобах, а гнездятся на окраине. На ночном форуме места не нашлось. Когда-то, ещё до дурной славы, тоннелями владели рудокопы, но жила быстро истощилась, да и власти возражали, слишком близко к городу. Когда строили стену, некто не без дырки в голове предложил оставить шахту снаружи, но кто-то умный подметил, что это неразумно – оставлять врагам подкоп. Да, можно её завалить, но и разобрать завал недолго. Наверно, не будь шахты, трущобы так и оставались бы за стеной.
Крысам тоннели сразу полюбились, там легко скрываться и прятать награбленное, а с тех пор, как нашли выход в канализацию, ей так и вовсе цены нет. Неправ был тот, кто сказал, что шахта больше не принесёт прибыль. Не с каждой жилы столько серебра, сколько у крыс в закромах.
На ночном форуме пусто, только спящие пьяницы по углам, да у фонтана. Двое лежат в обнимку. Наверно, уснули за душевным разговором. Норманн у себя на заднем дворе суетится. Свинью, поди, разделывает. У старой матроны тоже тихо, одна шлюха на балконе, да мальчонка с метлой.
У Вигерика из-за двери голоса и смех. У тупиц смех особый, одинаковый и фальшивый. Когда кто-то шутканул, а ты не понял, только и остаётся, что громко ржать, поглядывая на других. Все успокоились – сам успокоился. Опять заржали – и ты заржал. А если засмеялся искренне, но чуть позже других, то: «Вот тупица, до него только дошло!»
Постучал в дверь. Открыла, как обычная, немая сиротка. Впустила в дом. На первом этаже душно и мерзкий запах перегара. На дворе день, а окна плотно закрыты, царит извечный полумрак.