Фрайди [= Пятница, которая убивает; Меня зовут Фрайди]
Шрифт:
— Меня не надо было выкупать. Я — свободная личность!
— Тогда это стоило еще дороже, и это влечет за собой другие догадки, но… Не обращай внимания, дорогая, я больше не буду гадать. Ты попросила, серьезно ли я, — что ж, человеку всегда интересно, что там, за горизонтом. Я напишу тебе свой послужной список и, если что-то в нем заинтересует твоего шефа, он наверняка даст мне знать. Теперь насчет денег: тебе не удастся разорить Жанет, потому что деньги для нее ничего не значат. И еще потому, что лично я с удовольствием снабжу тебя наличными в любом количестве. Да-да, я уже выяснил, что мои кредитные карточки, несмотря
— Но я не хочу разорять тебя, точно так же как не хочу разорять и Жанет. Слушай… Давай попробуем мою карточку в Сан-Жозе, и, если не сработает, я… я с удовольствием одолжу у тебя наличные. И верну, как только окажусь на своей территории. (А может, Джордж согласится воспользоваться для меня кредиткой лейтенанта Дикея? Женщине ведь дьявольски трудно получить наличные по кредитке мужчины. Одно дело сунуть кредитку в автомат, когда платишь за какую-нибудь покупку, и совсем другое — получать наличные).
— Ну что ты все время твердишь: «Одолжу, одолжу…»? Ведь это я — твой вечный должник.
Я решила изобразить дурочку и спросила:
— Ты действительно считаешь, что должен мне? За эту ночь?
— Конечно. Было неплохо. Ты вполне нормальна.
— Что-о-о?.. — я чуть не задохнулась.
— Ты хотела бы, чтобы я сказал «плохо»? — без тени улыбки, глядя на меня в упор, спросил он. — Или, что ты ненормальна?
— Джордж, — сказала я, когда ко мне вернулось дыхание, — раздевайся. Все снимай. Сейчас я затащу тебя в постель и буду убивать. Медленно… Очень медленно. А в конце я тебя задушу и сломаю хребет в трех местах. «Плохо», «неплохо»… Раздевайся, дрянь!
Он улыбнулся и потянулся к молнии на брюках.
— Ладно, прекрати, — прервала я его движение. — Лучше поцелуй меня, и поехали в Сан-Жозе. «Неплохо», — я фыркнула, — это со мной-то?!
Поездка из Беллингема в Сан-Жозе занимает примерно столько же времени, сколько из Виннипега в Ванкувер, но на этот раз нам достались сидячие места. Мы вынырнули на поверхность в 14:15, и я с любопытством стала озираться по сторонам — мне никогда раньше не доводилось бывать в столице конфедерации.
Первое, что бросилось в глаза, это множество гравилетов в воздухе, которые снуют, как огромные мухи, — в большинстве своем такси. Я не знаю второго такого города, где разрешалось бы до такой степени заполнять воздушное пространство. На улицах было полно конных экипажей, вдоль каждой тянулись огороженные тротуары для пешеходов, и тем не менее от самоходных колясок было не продохнуть — как от велосипедов в Кантоне.
Второе, что привлекло мое внимание, это сам дух Сан-Жозе. Это не город. Теперь я поняла смысл классической фразы: «Тысячи деревушек, съехавшихся вместе в поисках города».
Кажется, у Сан-Жозе нет других занятий, кроме политики. Но Калифорния вообще отдается политике больше, чем все остальные страны вместе взятые, — здесь полнейшая, безо всяких ограничений
Я не понимала этого до тех пор, пока не прочла в колонке новостей, что на Сосновом кладбище в Приходе было организовано три избирательных участка и голосование шло полным ходом с помощью доверенностей, выписанных умершими на своих родственников. («О, Смерть, не будь горда!»)
Лично я столкнулась с демократией, уже будучи взрослой женщиной, и в умеренных дозах и разумных пределах она кажется мне вполне нормальным делом. Скажем, британские канадцы пользуются демократией в слегка разбавленном виде и прекрасно себя чувствуют. Но лишь в Калифорнии демократией упиваются круглые сутки. Здесь, кажется, дня не проходит, чтобы где-то не проводились какие-нибудь выборы, и, как мне говорили, каждый избирательный участок не живет без выборов и месяца.
Думаю, они могут себе это позволить. У них везде чудесный климат — от Британской Канады и до Мексиканского королевства — и богатейшая земля на всей планете. Второе любимое занятие калифорнийцев (секс) в его простых формах почти ничего не стоит — как марихуана, оно доступно всем и везде. Это оставляет уйму времени и сил для первого любимого занятия — политики-политики-политики.
Они избирают всех и каждого — от регистратора на избирательном участке и до председателя конфедерации (шефа). И почти так же быстро они их всех отзывают и переизбирают. Например, шеф избирается сроком на шесть лет, но из последних девяти шефов лишь двое отбыли полный срок, а все остальные были отозваны, кроме одного, которого линчевали. Во многих случаях чиновника не успевают привести к присяге, когда появляется первая петиция о его отзыве.
Однако калифорнийцы не ограничиваются выборами, перевыборами, отзывами и (иногда) линчеванием своих представителей власти, они еще обожают принимать законы. На каждых выборах баллотируется гораздо больше законов, чем кандидатов. Провинциальные и национальные представители обладают порой здравым смыслом — во всяком случае меня уверяли, что типичный калифорнийский законник снимет свое предложение, если вы сумеете доказать ему, что дважды два — не три и не пять, независимо от того, сколько избирателей проголосовали за это. Но подлинные законники («инициативные группы») не принимают во внимание подобные «мелочи».
Например, три года назад один «подлинный» экономист обнаружил, что выпускники колледжей зарабатывали в среднем на тридцать процентов больше, чем их сверстники, не обладающие степенями бакалавров. Подобный факт попирал святая святых калифорнийской демократии — самое Калифорнийскую Мечту, — и потому он был предан анафеме и на следующих же выборах были приняты меры: выпускники всех высших учебных заведений в Калифорнии, а равно и все калифорнийские граждане, достигшие восемнадцатилетнего возраста, автоматически получали степень бакалавра.