Фрегат Его Величества 'Сюрприз'

О'Брайан Патрик

На траверзе показался мыс Сепе, и, подвесив подзорную трубу, Джек стал карабкаться по выбленкам — те прогибались под его весом — и, покрякивая, взобрался на грот-марс. Марсовые ждали его, и расстелили лисель, чтобы он мог сесть.

— Спасибо, Роуленд, — произнес капитан, — необычайно прохладно, а?

Еще раз крякнув, он сел, и укрепив трубу на последнем юферсе, направил ее на мыс Сепе. Показалась семафорная станция, видимая совершенно четко, правее от нее просматривалась восточная половина Гран-Рад — Большого рейда со стоящими на нем пятью линейными кораблями, три из которых были прежде английскими: «Ганнибал», «Свифтшур» и «Бервик». На «Ганнибале» экипаж тренировался брать рифы, а по рангоуту «Свифтшура» ползало большое количество людей: видимо, новобранцев тренируют. Французы почти постоянно держали захваченные корабли на внешнем рейде, делали они это чтобы позлить англичан, и с неизменным успехом. Дважды в день этот шип вонзался ему в сердце, ибо утром и

вечером он поднимался наверх, чтобы направить трубу на рейд. Отчасти Джек делал этот по велению долга, хотя не было ни малейших намеков на то, что противник может выйти в море — если только не разразится шторм, который заставит английский флот оставить позицию, — отчасти же ради своего рода тренировки. Он снова набирал вес, и вовсе не намеревался, как делают это иные грузные капитаны, бросить лазать по мачтам: ощущение снасти под рукой, трепетание такелажа, колебания рангоута когда он поднимался наверх — наполняли его невероятным счастьем.

В виду показалась остальная часть якорной стоянки, и Джек, нахмурившись, поднес к глазу окуляр трубы, чтобы осмотреть своих соперников — вражеские фрегаты. Их по-прежнему было семь, только один переменил позицию со вчерашнего дня. Красивые корабли — хотя, по его мнению, мачты слишком скошены.

И вот момент настал. Колокольня церкви почти встала в линию с голубым собором, и капитан вновь сфокусировал объектив. Земля, казалось, не двигалась вовсе, но постепенно появились ответвления Пти-Рад, Малого Рейда, и показалась внутренняя гавань с лесом мачт. Все реи стояли перпендикулярно, заявляя о готовности в любую минуту выйти и сражаться. Флаг вице-адмирала, флаг контр-адмирала, коммодорский вымпел. Никаких перемен. Проходы в гавань перекрывались, они незаметно сливались друг с другом, запирая Малый рейд.

Джек продолжал смотреть пока не показался холм Фаро, потом следующий холм. Он пытался разглядеть на дороге маленькую гостиницу, где не так давно они со Стивеном и капитаном Кристи-Пальером устроили такую отличную пирушку. Там был еще один французский морской офицер, имя которого выскочило у него из головы. Тогда стояла страшная жара; теперь — страшный холод. Тогда — превосходная еда — Господи, как они объелись! — теперь урезанные рационы. При воспоминании о тех яствах желудок у него сжался: «Лайвли», хоть и почитал себя самым богатым кораблем из всей станции, и свысока поглядывал на окружавшую его «голытьбу», испытывал такую же нехватку свежей провизии, табака, дров и воды как и прочие суда флота. По причине падежа среди овец и свиней даже офицерам приходилось пополнять свой рацион за счет знакомой по мичманским дням «соленой конины», а простые матросы давно сидели на одних сухарях. На обед у Джека ожидалась небольшая баранья лопатка.

— Стоит мне пригласить вахтенного офицера? — подумал он. — Прошло немало времени когда я приглашал кого-нибудь в свою каюту, за исключением завтрака.

Немало времени прошло и с тех пор, как ему довелось поговорить с кем-нибудь по душам, обменяться мнениями. Его офицеры — вернее, офицеры капитана Хэммонда, поскольку Джек не приложил руки к их выбору — раз в неделю приглашали Обри на обед в кают-компанию, а он часто звал их к себе, почти постоянно деля завтрак с офицером и мичманом утренней вахты, но никогда эти встречи не получались слишком радостными. Светская, но с налетом бентамизма, [2] кают-компания, была строгой блюстительницей флотского этикета, и там не приветствовалось, если младший по званию начнет говорить прежде, чем выскажется капитан; эта атмосфера поощрялась Хэммондом, считавшим ее само собой разумеющейся. А еще они были гордецами — и в большинстве своем не без оснований — и их приводили в ужас любые недостойные маневры, любое заискивание, даже простой намек на них. Однажды в их среду попал чересчур верткий третий лейтенант, так они вынудили его через пару месяцев перевестись на «Ахиллес». Они высоко ставили этот свой подход, при этом ни в малейшей мере не в пику своему временному командиру, которого, напротив, исключительно высоко ценили его и как моряка, и как боевого офицера — ему бессознательно отводилась роль бога-олимпийца, — и по временам окружавшее его почтительное молчание приводило Джека в полнейшее отчаяние. Но только по временам, так как ему не часто приходилось пребывать в праздности: есть обязанности, которые нельзя передоверить даже самому превосходному первому лейтенанту, а еще по утрам нужно проверять, как идут занятия в мичманском кубрике. Молодежь есть молодежь, и даже присутствие богоравного капитана, строгость учителя и суровый пример старших не может подавить присущей ей живости. Не справлялся даже голод: а им приходилось есть крыс уже месяц, даже более. Крысы отлавливались трюмным старшиной и, тщательно выпотрошенные и ошкуренные, выставлялись на продажу на твиндеке по цене, росшей с каждой неделей, и достигшей текущей рекордной отметки в пять пенсов за связку.

2

Иеремия Бентам (1748–1832) — английский философ, создавший концепцию поведения людей, основанную на жестких моральных принципах.

Джеку

нравилась молодежь, и как многие другие капитаны, он близко к сердцу принимал заботу об их профессиональном и социальном образовании, условиях жизни, даже о морали; но его регулярное присутствие на занятиях объяснялось не только этим. В свое время наука давалась ему нелегко, и даже будучи моряком от бога, он сумел сдать экзамены на лейтенантский чин только при помощи усердной зубрежки, вмешательству Провидения и присутствию в комиссии двух знакомых капитанов. Вопреки стараниям его приятельницы Куини, терпеливо разъяснявшей ему все про тангенсы, секансы и синусы, Джек так и не усвоил вполне принципы сферической тригонометрии; его навигационные способности ограничивались простым прокладыванием курса из пункта А в пункт Б, примитивным плаванием по прямой. К счастью для него, как и прочих капитанов, флот позаботился о нем, направив на борт штурмана, искушенного в этой науке. И вот теперь, возможно, захваченный царившим на «Лайвли» духом науки, он принялся за математику, и как многие отставшие в развитии, продвигался семимильными шагами. Учитель, когда трезвый, был прекрасным преподавателем, и каков бы ни был толк, вынесенный из его уроков мичманами, Джек получал от них громадную пользу. По вечерам, разобравшись с вахтами, он брал измерения луны или, если не писал Софи или не играл на скрипке, с истинным наслаждением читал «Конические секции» Гримбла.

— Как удивился бы Стивен, — подумал Джек, — узнай он, что я заделался таким философом. И как мне хотелось бы видеть старину здесь!

Но эти размышления, как и вопрос, стоит ли приглашать Рэндолла на обед, так и оставались не доведенными до конца, когда послышалось предупредительное покашливание старшины марсовых.

— Прошу прощения, ваша честь, кажется, с «Наяды» что-то заметили.

Акцент кокни плохо сочетался желтоватым лицом и раскосыми глазами, но «Лайвли» многие годы проплавал в восточных водах, и его экипаж: желтые, черные, коричневые или формально белые — сработался настолько, что весь общался на диалекте, свойственном обитателям Лаймхауз-Рич, Уоппинга или Дептфорд-Ярда.

Верзила Бум был не единственным, кто заметил вспышку суматохи на палубе идущего перед ними корабля. Мистер Рэндолл-младший, покинув засыпаемый брызгами пост у блинда-рея, мчался по палубе к товарищам, пища во все семилетнее горло:

— Она огибает мыс! Она огибает мыс!

«Ниоба», как по волшебству, появилась из-за очертаний островов Йер, идя под нижними парусами и марселями, и гоня перед собой высокий бурун. Она могла привезти что-то из провизии, может, какие-нибудь призы (доля полагалась всем фрегатам), и уж в любом случае ее появление означало нарушение обычной монотонности: встрече были искренне рады.

— А вот еще «Уизел», — пропищал малец.

«Уизел» был большим куттером, посыльным судном, слишком редко ходившим между флотом и фрегатами. Он тоже наверняка доставит какие-нибудь припасы, новости из внешнего мира. Какое счастливое совпадение!

Куттер шел под всеми парусами, кренясь на сорок пять градусов, и эскадра, огибающая Гиень, разразилась радостными воплями, видя как он пересек кильватерный след «Ниобы» и лег на ветер, явно намереваясь устроить гонки с фрегатом. На фрегате взметнулись брамсели и бом-кливер, но фор-брамсель, едва его подняли, порвался, и прежде чем команда «Ниобы» успела очухаться, «Уизел» оказался у них справа по борту, дерзко забирая ветер из парусов фрегата. Носовой бурун «Ниобы» осел, и куттер, экипаж которого дико орал, вырвался вперед к удовольствию всех и каждого. Куттер нес сигнал с номером «Лайвли» — наличие на борту приказов для него — и, пройдя вдоль строя, обогнул фрегат, оказавшись у него под ветром. Гигантский грот куттера захлопал, устроив канонаду, не хуже чем на стрельбище. Однако не было никаких признаков, что с него собираются спускать шлюпку: капитан куттера, превозмогая ветер, прокричал просьбу бросить им конец.

«Припасов нет? — огорченно подумал Джек, сидя на марсе. — Проклятье». Он перекинул ногу, нащупывая ступеньку. Тут кто-то заметил, что из люка куттера появился хорошо знакомый красный мешок. Раздался крик: «Почта». Услышав это, Джек изогнулся, ухватился за бакштаг и съехал вниз словно мичман, забыв о капитанском достоинстве и запачкав прекрасные белые чулки. Расположившись в шаге от квартирмейстера и его помощника, стоявшего вахту, Обри смотрел, как два мешка раскачиваются над водой.

— Помогите, помогите там! — прикрикнул он.

Наконец, мешки втянули на борт, и Джек, усилием воли стараясь подавить нетерпение, ждал, пока мичман торжественно передаст их Рэндоллу, а тот пересечет квартердек. Рэндолл, сняв шляпу, произнес:

— Доставлено «Уизлем» с флагмана, сэр.

— Благодарю, мистер Рэндолл, — ответил Джек, и с видимым облегчением удалился вместе с почтой в каюту. Лихорадочно сломав печать и размотав бечевку, он зарылся в письма. На трех конвертах округлым, но твердым почерком Софии был выведен адрес: «Капитану Обри, корабль Его Величества «Лайвли». Письма были толстыми, листах на трех, не меньше. Джек сунул их в карман, и с улыбкой повернулся к маленькому мешку, скорее, сумке, с официальной почтой. Вскрыл просмоленную парусину, промасленный шелковый пакет, потом небольшой конверт с приказами. Прочел их, стиснул губы и перечел снова.