Фрегат «Паллада». Взгляд из XXI века
Шрифт:
Первые десять лет стали для него годами становления как писателя. Всё свободное от работы время Иван Александрович отдавал творчеству.
Глава 4. Век девятнадцатый. Переворот
За исключением преобразований царя Петра Великого, до 1825 года царская Россия и её история более насыщены крестьянскими неурядицами, а то и вовсе кровавыми бунтами, разбоем речных корсаров – ушкуев, лесных татей, сиречь разбойников. Царская власть вершила свою внешнюю, а заодно и внутреннюю политику чаще в регионе Крыма и черноморского побережья. Но уже в постнаполеоновские времена, к 1825 году у прогрессивного дворянства и в большей части гвардейского офицерства зародились либеральные замыслы, дозревшие почти до революционного уровня. Идеи равенства сословий и отмена крепостничества взяли в их умах верх. Ко всему внезапно-беспричинно ушёл в мир иной монарх Александр Первый. По установившейся традиции бразды правления должен был принять следующий царский отпрыск по старшинству Константин. Но выяснилось, что претендент внезапно отрёкся от этой радости куда раньше. Ничтоже сумняшеся выставил свою кандидатуру следующему
В итоге более сотни гвардейцев принародно повесили, уйма солдат прямо на площади полегло от картечи, прочие, спасаясь бегством, утонули в Неве.
В эдакой обстановке взошёл на трон Николай Первый. Ставленник был воспитан светски зело, ко всему дал волю придворным чиновникам вершить юридическую бюрократию. Внешне преклоняясь Фемиде, не гнушался тиранить подвластные народы. Помимо того им обуревала мысль о расширении и укреплении границ империи де-юре. Последнее развязывало руки его придворным законодателям. Особенно продуктивно в этом направлении продвинулся бывший начальник Штаба Гвардейского корпуса Бенкендорф. Оказав неоценимую услугу монарху в подавлении восстания декабристов, из военачальников подданный императора стремительно взлетел по карьерной лестнице при дворе. Им были созданы самостийные разветвления по всей империи службы Третьего отделения. Бенкендорф расположил к себе монарха настолько, что НИКТО не смел вмешиваться в дела оного бюрократического ведомства. В итоге уже через шесть лет чиновник становится Членом Государственного совета, а следом ему жаловали титул графа. И было за что: в сотрудничестве с действительным членом Российской Академии наук, царским вельможей графом М. М. Сперанским разработано Полное собрание законов Российской империи. В сорока пяти томах содержалось ТРИДЦАТЬ ТЫСЯЧ ЗАКОНОВ. Россия рвалась к европейской цивилизации. Опыт в юриспруденции служил мостом в межгосударственных отношениях.
В первую голову события на Чёрном и Средиземном морях просто вынуждали Николая Первого неотложно принимать кардинальные меры в своей мировой политике на море. Без укрепления своих позиций на Мировом океане, приморские владения бескрайней России оказывались бы под угрозой отторжения приграничными государствами. Даже победоносная Русско-турецкая война 1828–1829 гг. в итоге не дала России желаемых результатов: закрепиться на Черном море и получить стабильный выход в Средиземное море. А это означало экономическую изоляцию России от Ближневосточного рынка. Сие было на руку «любезным» соседям Франции и Англии, вынашивавшим планы овладения российским Дальним Востоком. Стремительно назревала новая война на наших дальневосточных рубежах. Ко всему Турция и её союзники теснили Российский флот по всей акватории Чёрного и Средиземного морей.
В образовавшееся мирное окно 1852 года через Английский пролив Ла-Манш ещё было возможным отправить дипломатическую экспедицию в страны Тихоокеанского региона. И прежде всего – в Японию, обладавшую в те времена мощным морским флотом. Заключить с ней мирный союз для России было первостепенным делом. Итак, срочно понадобилась эскадра кораблей океанского класса, один из которых носил бы императорский вымпел, то есть брейд-вымпел. Ещё ранее мощным толчком в развитии собственного флота послужил доклад Петра Первого с боярским постановлением от 20 октября 1696 года: «Морским судам быть!» С этой даты исчисляется День Военно-морского флота России. И вскоре была создана целая индустрия кораблестроения. По опыту, перенятому Петром Первым за рубежом, созданы верфи: Воронежская, Казанская, Переяславская, Архангельская, Олонецкая, Санкт-Петербургская, Астраханская; всего числом в две дюжины. К 1787 году Россия вышла по количеству боевых кораблей в Европе на третье место после Великобритании и Франции. Россия становилась под парус, выкатив из корабельных портиков жерла тысяч пушек. Только парусных судов насчитывалось более двухсот, да ко всему гребных морских до полутысячи! Остро возникла нужда в боевых матросах, не боящихся штормов и кровавых абордажей. По берегам Волги, Днепра и Урала таковых можно было сыскать немало. Да, это были те самые ушкуи, ставшие на разбойный путь, грабя и убивая богатый купеческий люд. Их отлавливали с альтернативой: либо «пеньковый галстук от царя, либо умереть с честью за Отечество». Выбирали последнее: баталии для них дело привычное, но теперь законопослушное. Специальные царские отряды сутками отлавливали ушкуйников и татей, направляя их на дела благие, откуда бежать им было более некуда. Добровольно же под пули супостата или турецкие ятаганы идти находилось весьма мало охотников. И, если разбойники Скандинавии сыскали себе легендарное имя викингов, корсаров, то есть пиратов северных, а позже южных морей, то наши разбойнички при тех же деяниях на реках русских и морях средиземноморских прозывались ушкуйниками, да татями. А ведь те и другие искали для себя одного: воли и жизни достойной.
Глава 5.
Далее повествование будет идти по принципу, предложенному непосредственно самим Иваном Александровичем Гончаровым: в сочетании правды художественной с правдой действительности. Сложность лишь в исходных авторами материалов. Дублировать – нет смысла, но и пытаться превосходить очевидцев в их словесах-совершеннейшая нескромность. Хотя сравнивать действительность века девятнадцатого с веком нынешним, двадцать первым, весьма затруднительно: пропасть научно-техническая глубочайшая. Цивильному пассажиру, коим являлся высокообразованный для своего времени секретарь экспедиции А. И. Гончаров, «невозможно постигнуть всю премудрость моряцкого бытия. Сие тем более существенно на собственной шкуре». Взять, к примеру, постройку деревянного фрегата Паллады. А. Гончаровым лишь сообщается, что «Паллада» проектировалась и строилась «по лучшим кораблестроительным проектам того времени». А это, увы, было время лишь зарождения большинства прикладных наук, на основании которых строились корабли. Безусловно, маститый писатель далёк от ОБЪЕКТИВНОЙ ОЦЕНКИ проектов боевых кораблей и уклада службы на них даже для своего времени.
Обводные линии корпуса, геометрия парусов и управление ими, силовые конструкции вертикальные (пиллерсы) и поперечные (шпангоуты) делались по тем временам чаще методом проб и ошибок. Паровые машины, котлы, гребные винты внедрялись пока единично. Игнорировались прочностные расчеты как деталей, так и корпуса в целом. Трудно представить современникам метровой толщины набора бортовых досок! Такие важные каноны как ОСТОЙЧИВОСТЬ и ватерлиния принимались чисто опытным путём предшествующих корабелов. Даже опытные мастера своего дела без умения и навыка определить центр тяжести корабля не могли расчетным путём. А посему затруднялись безопасно разместить все проектные штатные грузы, балласт, провиант и слепо следовали опыту других. Это прежде всего тяжеленные цельнолитые пушки числом до сотни штук, полутонного веса каждая, плюс песчанно-чугунный балласт в трюме и почти трёхтонные якоря до четырёх штук. Ко всему личный состав, боезапас, двигатель паровой (на Палладе имелся) и угольные запасы к нему.
Легко представить вероятность «оверкиля» (опрокидывания вверх дном) корабля под действием намокших парусов в буйную непогоду. Крен того же фрегата «Паллада» в шторм доходил до 45-ти градусов на борт. Так что при смещении только пушек катастрофа была неминуемой. Русский «авось» отодвигался наукой и опытом в небытие. Лишь в сленге моряков это сохранилось в выражении: «На выпуклый военно-морской глаз». Те же шпангоуты (поперечные рёбра деревянного набора) корабелы вынуждены были изготавливать из искривлённых природой стволов. Кривизну подбирали по выработанным опытно лекалам-шаблонам. Эдакие «рёбра жёсткости» были далеки от требуемой прочности, а может где и превосходили таковую. Да и сколь великой должна быть эта необходимая величина, чем её могли тогда соизмерить? А уж выбрать заготовки только для этих компонентов борта в лесной чаще и того сложнее. Ведь взращенная кривизна – брак природы. Хотя в идеале таковая распоряжается по законам изящества. Априори же совершенство воспринимается нами как прекрасное. Доселе высоченные и исключительно стройные сосны именуются «корабельным лесом». И, если учесть, что только на одну мачту в купе со стеньгами и реями потребно до трёх идеальных стволов по 30–40 метров и столько же на стеньги, плюс запасные стволы – вот вам и бор сосен вековых. Не менее жёсткие требования предъявлялись к деревам для изготовления досок бортовой обшивки, палубы, стрингеров (балка повдоль борта), бимсов (поперечная балка между бортами)… Не стоит утруждать себя толкованием приведённых терминов – это целая наука, выработанная веками и народами. Сооружение главной центральной несущей части днища – киля, представлялось чуть ли не отдельной, главной составляющей в искусстве возведения деревянного остова корабля. Брусья даже изготавливались мастеровыми плотниками только высшей квалификации. В сборе это был пакет брусьев в два-три слоя, скреплённый железными, либо медными болтами. Исключительно качественные и крепкие брусья шли на изготовление штевней: ахтерштевня и форштевня (кормовой и носовой составляющих киля).
Шум от лесорубов шёл по всем царским лесным угодьям на многие сотни, а то и тысячи вёрст. Выбранные стволы доставляли к верфям санными возами, в крайнем случае на палубах барж. Малейшие искривления, либо их увлажнение могло пустить весь труд на смарку. Из твёрдых пород (тик, дуб, бук, граб) вытачивались тысячи блоков для такелажа. Заготовленный лес высушивался и хранился пуще пушнины искромётной от зверя редкостного. И, боже упаси, попадёт единый сучок даже в зародыше. Долголетняя жизнь корабля деревянной постройки целиком зависела от качества употреблённого корабелами леса. Мелочей не допускалось вовсе: стекающий со лба мастерового пот вбирала в себя специальная повязка. Даже такая толика влаги не допускалась.
Особо ценился труд парусных дел мастеров. Заказы на полотно выполняли отдельные купеческие парусных дел гильдии. Самая ценная и плотная парусина белого цвета изготавливалась из конопли, реже и дешевле изо льна по многовековой технологии. На линейный корабль было потребно от четырёх до шести тонн материала. Легко представить вес намокших парусов! Но оплошность с парусами могла стоить сотен жизней.
По тем временам изготовление и установка паруса являли собой целую индустрию: взращивания конопли, льна, отделение кострики (оболочки стебля), очистка волокна и само ткацкое, исключительно штучное производство.
Сутками не угасало зарево от мириад кузниц. Шёл перезвон молотов с молотками и гудение мехов подачи воздуха. Ковали гвозди, скобы, кольца, болты и прочую фасонину из металла, готовили по лекалам листы обшивочной меди. В огромных котлах кипятили смолу, жир для пропитки бортового войлока. Чуть поодаль здесь и там неслись аппетитные запахи «рестораций», а проще – походных кухонь. Крепкий труд требовал знатного кушанья: не столь разнообразного, сколько калорийного. Снедь огородная предотвращала болезни зубов и прочие, хотя и слабила желудки.