Фрегат «Паллада». Взгляд из XXI века
Шрифт:
Всё описанное едва лишь часть тогдашнего, по сути каторжного труда. Но при всей своей подневольности российские мастеровые ваяли поистине произведения искусства. Увы, но цельнометаллические корабли будущего во многом утратили красоту былого, парусного, пахнущего сосной и дубом флота. Они уподоблялись парящим птицам. Канули в лету украшения форштевня (оконечная часть носа корабля) в виде княвдигеда – резной фигуры, чаще женского пола с непомерным человеческим бюстом. Но удивительно нам, что именно этот ориентир служил вместо нынешних двух нулей на двери отхожего места. И неспроста: прямо под украшением укреплялись верёвочные корзины для отправления личным составом нужды малой и более. Вот уж где «романтики» полные порты фактически! Особенно при зарывании форштевня (носа корпуса) в волну… Теперь таковой фановой системы не сыщешь, разве что в музее парусного флота. Хотя без особой вычурности сей «романтики». Вот бы удивились матросы тогдашних времён, современники Гончарова,
Деяния конфессионные «ныне и присно» вершил будущий корабельный священник архимандрит Аввакум (в миру Честной). Освежим имя его в памяти нашей.
Святой отец Аввакум прежде всего востоковед и дипломат. Родился Дмитрий Честной в 1804 году в Тверской губернии, Осташковского уезда, близ озера Селигер. Умер и погребён в Александроневской Санкт-Петербургской Лавре. В делах житейских и исследовательских на поприще религий православной, тибетской, китайской и корейской обладал изумительной трудоспособностью, бескорыстен при полном отсутствии тщеславия. Даже для совершенно сторонних и незнакомых просителей писал целые научные трактаты. Преподавал албазинским детям на китайском языке, составил «Каталог к книгам, рукописям и картам на китайском, манжурском, монгольском, тибетском и санкритском языках, находящихся в библиотеке Азиатского департамента». Интересен факт эксклюзивного перевода Аввакумом древней надписи на каменной стене китайского монастыря в городе Боадиньфу. До него над текстом бились не одно поколение китайских священнослужителей, но тщетно. Найденный древний перевод только подтвердил верность трактовки надписи именно русского учёного святого отца Аввакума.
Такой разносторонне образованный человек как нельзя лучше подходил для должности переводчика при генерал-адьютанте Е. В. Путятине, направлявшемся с миссией в Японию. Путятин высоко оценил участие Аввакума в ходе переговоров с японцами, и ему было присвоено звание архимандрита первоклассного монастыря. В «Тверских епархиальных ведомостях» напечатана лишь биография Аввакума с описанием его трудов. Для более широкого круга читателей и учёных имеются сведения в «Русском биографическом словаре». Однако сегодняшнего исследователя эта биография не может удовлетворить, что обусловливается, в первую очередь, выявленными новыми фактами.
Глава 6. Аврал: корабль к походу приготовить!
Почти через год, весной 1833 года «Палладу» перевели в док Кронштадта и обшили подводную часть корпуса медью от обрастания ракушками и прочей морской живностью. Смонтировали линию вала от паровой машины, укрепили винт, баллеры руля, якорные клюзы из литого чугуна.
К концу лета 1833 года фрегат был готов к отходу на рейд. Денно и нощно на корабль везли и загружали провизию, аварийный лес, тюки парусины, троса и пеньку, бочки с дёгтем, бочки с провизией, якорные цепи (впервые вместо пеньковых тросов) и ещё сотни наименований предметов, вплоть до дров для камбуза. Подобно муравьям поднимались по трапу матросы и солдаты, разгружая посудины со скарбом на борт фрегата. По всему причалу толпились кареты с подъезжающими офицерами и провожающими их семьями.
Шли годы
7 октября 1852 года дипломатическая миссия в полном составе во главе с вице-адмиралом Е. В. Путятиным отправляется в Японию. На пристани в ожидании командирского катера стояли адмирал Ефим Васильевич Путятин и его секретарь миссии Гончаров Иван Александрович. Их эрудиция делала беседу взаимно интересной. Прибывающие офицеры экипажа отдавали честь, штатские участники миссии откланивались. Все поочерёдно занимали места в шлюпках, гребцы, не мешкая, отчаливали, довершая караван посудин с грузами. Строевые офицеры уже загодя были на фрегате и отдавали распоряжения по авральным работам. И, если адмиралу все до последнего матроса были Путятину более чем знакомы по предыдущим кампаниям, то Гончарову выпала «почётная миссия» почти всем жать руку и откланиваться. Что он и сделал более чем ста персонам без учёта нижних чинов. Во рту пересохло от многократного целования рук дамам, жёнам офицеров. Вскоре собеседникам пришлось сменить площадку знакомств: аккурат над ними начали проносить под загрузку сети со скотом и курятники для погрузки на фрегат. Животные от страха нещадно испражнялись и ревели. Вскоре оба действа иссякли, как и процедура представления, так и погрузочная. К стенке подошёл командирский катер. Последовал доклад командиру экспедиции и приглашение в катер. На корабле горнист сыграл захождение, подали трап и старший офицер произвёл доклад о ходе аврала и готовности корабля к походу. Затем последовали череда команд: «Ютовым на ют! Баковым на бак! Поднять якоря! Цепи обмыть! Шкафутовым поднять трап! Крепить по штормовому!»
Далее всё происходило стремительно и безукоризненно: с трелями боцманских дудок последовала команда: «Свистать всех наверх, паруса ставить!» И матросы одномоментно разбегаются строго по своим местам для постановки парусов.
– Марсовые к вантам (канатные лестницы к мачтам), все паруса отдавать! – Здесь как ни гляди, а всё равно не узреть ту синхронность, с какой буквально разлетаются моряки по вантам, затем поочерёдно по ярусам рей (перекрестья мачт) и отдают сезни (фалы крепления парусов). И в этот момент моряк борется с ветром, удерживая парус руках, стоя на рее!
– Паруса отдать! – лишь после этой команды паруса отдают (отпускают). После вываливания парусов следует команда:
– С реев долой! – тут же марсовые сбегают с реев на ванты, а по ним вниз на палубу. И это с высоты 50–60 метров.
Описанная картина для восприятия новорожденного секретаря миссии была более чем шокирующая. А с другой стороны он пытался внять разумом необходимость и многогранность этого адского действа. И это при крепком морозце и умеренном (пока) ветре. Иван Александрович на время задержался, созерцая им ранее неведомое. Душа его замерла, оцепенела при восприятии истинного чуда… Феерия постановки парусов разыгрывалась по всем мачтам будто по мановению волшебной палочки в руках старшего офицера.
Архимандрит Аввакум меланхолично обходил мачты с распущенными парусами и окроплял их поочерёдно вкупе с матросами на них. Его пышная борода, овеянная розой ветров всех широт была несколько вздёрнута к небесам. Он самозабвенно читал молитву – обращение к Святому Николаю Чудотворцу, охранителю душ морских. Все замерли, внимая к молитве:
«О всехвальный, великий чудотворче, Святителю Христов, надежда всех христиан, отче Николае! Молим тя, буде надежда всех христиан, верных за кормитель, плачущих веселие, болящих врач, по морю плавающих управитель, убогих и сирых питатель и всем скорый помощник мирное зде поживём житие и да сподобимся видети славу избранных Божиих на небеси, и с ними непрестанно воспевати по-клоняемого Бога во веки веков. Аминь!»
Священник чеканил каждое слово молитвы не токмо ради ритуального священнодействия: он знал, что на Палладе есть ещё один человек, знающий Священное писание и молитвослов не менее, а то и более досконально, нежели архимандрит с учёной степенью богослова. И это был сам руководитель экспедиции адмирал Путятин.
По окончании молитвы адмирал, а за ним пассажиры катера уже сообща разошлись по каютам. За ними последовали упомянутый батюшка архимандрит Аввакум и Член дипломатической миссии капитан-лейтенант Посьет. С окончанием аврала матросы горохом ссыпались на нижнюю палубу к обогревателям.