Фрегат 'Паллада'
Шрифт:
"Теперь не поймаешь ее до утра, а лошадей нет!" - с отчаянием сказал Затей. Мне стало жаль его; виноват был один я. "Ну нечего делать, я останусь здесь до рассвета, лошади отдохнут, и мы поедем", - сказал я.
Он просиял радостью, а я огорчился тем, что надо сидеть и терять время. "Нечего делать, готовь бифстекс, ставь самовар", - сказал я Тимофею. "А из чего?– мрачно отвечал он, - провизия с вьюками ушли вперед". Я еще больше опечалился и продолжал сидеть в отпряженной телеге с поникшей головой. "Чай готовить?" - спросил меня Тимофей. "Нет", - мрачно отвечал я. Якуты с любопытством посматривали на меня. Вдруг ко мне подходит хозяйский сын, мальчик лет пятнадцати, говорящий по-русски. "Барин", - сказал он робко. "Ну!" - угрюмо
9 сентября.
"Однако есть лошади?" - спросил я на Ыргалахской станции... "Коней нету", - был ответ. "А если я опоздаю, да в городе спросят" и т. д. "Коней нет", - повторил русский якут.
Дорога была прекрасная, то есть грязная, следовательно для лошадей очень нехорошая, но седоку мягко. Везде луга и сено, а хлеба нет; из города привозят. Видел якутку, одну, наконец, хорошенькую и, конечно, кокетку.
Заметив, что на нее смотрят, она то спрячется за копну сена, которое собирала, то за морду вола, и так лукаво выглядывает из-за рогов...
Сосны великолепные, по ним и около их по земле стелется мох, который едят олени и курят якуты в прибавок к махорке. "Хорошо, славно!– сказал мне один якут, подавая свою трубку, - покури". Я бы охотно уклонился от этой любезности, но неучтиво. Я покурил: странный, но не неприятный вкус, наркотического ничего нет.
Еще я попробовал вчера где-то кирпичного чаю: тоже наркотического мало; похоже на какую-то лекарственную траву. Когда я подскакал на двух тройках к Ыргалахской станции, с противоположной стороны подскакала другая тройка; я еще издали видел, как она неслась. Коренная мчалась нахально, подымая шею, пристяжные мотали головами, то опуская их к земле, то поднимая, как какие-нибудь отчаянные кутилы. Они сошлись с моими лошадьми и дружески обнюхались, а мы, то есть седоки, обменялись взглядами, потом поклонами. Это был заседатель. "Лошадей вот нет", - сейчас же пожаловался я. Он оборотился к старосте и сказал ему что-то по-якутски. Я так и ждал, что меня оба они спросят: "Parlez-vous jacouth?" - и, кажется, покраснел бы, отвечая: "Non, messieurs".
Потом заседатель сказал, что лошади только что приехали и действительно измучены, что "лучше вам подождать до света, а то ночью тут гористо" и т. п.
Нечего делать: заседатель - авторитет в подобных случаях, и я покорился его решению. Мы принялись за чай."У меня есть рябчики, и свежие", - сказал я. "А!– значительно сделал заседатель, - а у меня огурцы", прибавил он. "А!– еще значительнее сделал я.– У меня есть говядина", сказал я, больше затем, чтоб узнать, что есть еще у него. "У меня - белый хлеб".– "Это очень хорошо; у меня есть черный..." - "Прекрасно!" - заметил собеседник. "Да человек вчера просыпал в него лимонную кислоту: есть нельзя. Но зато у меня есть английские супы в презервах", - добавил я. "Очень хорошо, - сказал он, - а у меня вино..." - "Вино!" Тут я должен был сознаться, что против него я - пас.
Он ехал целым домиком и начал вынимать из так называемого и всем вам известного "погребца" чашку за чашкой, блюдечки, ножи, вилки, соль, маленькие хлебцы, огурцы, наконец, покинувший нас друг - вино. "А у меня есть, - окончательно прибавил я, - повар".
1 "Есть удача и у путешественников!" (фр.).
34
35
VIII
ИЗ ЯКУТСКА
Ураса.– Станционный смотритель.– Ночлег на берегу Лены.– Перевоз. Якутск.– Сборы в дорогу.– Меховое платье.– Русские миссионеры.– Перевод Св. Писания на якутский язык.– Якуты,
Было близко сумерек, когда я, с человеком и со всем багажом, по песку, между кустов тальника, подъехал на двух тройках, в телегах, к берестяной юрте, одиноко стоящей на правом берегу Лены.
У юрты встретил меня старик лет шестидесяти пяти в мундире станционного смотрителя со шпагой. Я думал, что он тут живет, но не понимал, отчего он встречает меня так торжественно, в шпаге, руку под козырек, и глаз с меня не сводит. "Вы смотритель?" - кланяясь, спросил я его. "Точно так, из дворян", - отвечал он. Я еще поклонился. Так вот отчего он при шпаге! Оставалось узнать, зачем он встречает меня с таким почетом: не принимает ли за кого-нибудь из своих начальников?
Это обстоятельство осталось, однако ж, без объяснения: может быть, он сделал это по привычке встречать проезжих, а может быть, и с целью щегольнуть дворянством и шпагой. Я узнал только, что он тут не живет, а остановился на ночлег и завтра едет дальше, к своей должности, на какую-то станцию.
"А вы куда изволите: однако в город?" - спросил он. "Да, в Якутск. Есть ли перевозчики и лодки?" - "Как не быть! Куда девается? Вот перевозчики!" - сказал он, указывая на толпу якутов, которые стояли поодаль. "А лодки?" - спросил я, обращаясь к ним. "Якуты не слышат по-русски", - перебил смотритель и спросил их по-якутски. Те зашевелились, некоторые пошли к берегу, и я за ними. У пристани стояли четыре лодки. От юрты до Якутска считается девять верст: пять водой и четыре берегом.
"Мне надо засветло поспеть на ту сторону", - сказал я. "Чего не поспеть, поспеете!– заметил смотритель и опять спросил перевозчиков по-якутски, во сколько времени они перевезут меня через реку.– Часа в три, говорят, перевезут".– "Что вы: да ведь через три часа ночь будет!" возразил я. "Извольте видеть, доложу вам, - начал он, - сей год вода-то очень низка: оттого много островов и мелей; где прежде прямиком ехали, тут едут между островами".– "Где же река?" - спросил я, глядя на бесконечное, расстилавшееся перед глазами пространство песков, лугов и кустов. "А вот она и есть, - сказал смотритель, указывая на луга, пески и на проток, сажен в пять шириной, на котором стояли лодки.– Это-то всё острова", - прибавил он.
"Лена, значит, шире к той стороне, к нагорной, как Волга", - заключил я про себя.
Смотритель опять стал разговаривать с якутами и успокоил меня, сказав, что они перевезут меньше, нежели в два часа, но что там берегом четыре версты ехать мне будет не на чем, надо посылать за лошадьми в город.
"А там есть какая-нибудь юрта, на том берегу, чтоб можно было переждать?" - спросил я. "Однако нет, - сказал он, - кусты есть... Да почто вам юрта?" - "Куда же чемоданы сложить, пока лошадей приведут?" - "А на берегу: что им доспеется? А не то так в лодке останутся: не азойно будет" (то есть: "Не тяжело"). Я задумался: провести ночь на пустом берегу вовсе не занимательно; посылать ночью в город за лошадьми взад и вперед восемь верст - когда будешь под кровлей? Я поверил свои сомнения старику.
"Там берегом дорога хорошая, ни грязи, ни ям нет, - сказал он, славно пешком идти".– "Человек мой города не знает: он не найдет ни лошадей, ни гостиницы", - возразил я. "Однако гостиницы нет в Якутске", перебил смотритель. "Как нет: где же я остановлюсь?" - спросил я, испуганный новым, неожиданным обстоятельством. "Извольте послать вашу подорожную в управу: сейчас квартиру отведут; обязаны".– "А tout malheur remede", - заметил я почти про себя. "Чего изволите?" - "Нет, это я так, по-якутски обмолвился. Вот что, господин смотритель: я рассудил, что если я теперь поеду на ту сторону, мне все-таки раньше полночи в город не попасть. Надо будить всех. Не лучше ли мне ночевать здесь, в юрте?.." - "Оно, конечно, лучше, - отвечал он, - юрта хорошая, теплая; тут ничего не воруют; только блох дивно".