Фреска судьбы
Шрифт:
— Чего-о?
Из махорочного тумана вынырнул молодой человек.
— Бить беззащитную женщину — это низость. А вы — негодяй и подлец!
Несколько секунд красномордый изумленно смотрел на юношу в гимназической фуражке. Затем ухмыльнулся и проговорил:
— Ишь какой выискался. «Низко» ему. А ты кто такой, что мне указываешь? Я вот сейчас сниму ремень и отхлестаю тебя по тому месту, каким ты табуретку к полу прижимаешь. Не слишком «низко» будет, а?
Публика одобрительно загоготала.
Лицо
— Милостивый государь, повторяю: вы — подлец! — громко и четко объявил он.
Белаш оттолкнул от себя певицу и двинулся на юношу.
— Ну все, хлопцы, — глухо рычал он. — Играйте траурный марш. Сейчас я этому щенку уши отстрелю.
Он уже был в шаге от наглого юноши, когда ленивый голос за его спиной произнес:
— Эй, Белаш!
Голос этот — негромкий и спокойный — был такого рода, что на него невозможно было не оглянуться. Красномордый остановился как вкопанный и медленно повернул голову. Черноусый метатель ножей, до сих пор стоявший возле сцены, смачно зевнул, показав два ряда белых, крепких зубов, и сказал:
— Силен лаять на щенка, а ты поучи волка.
— Господин идальго? — хрипло проговорил Белаш, таращась на артиста и как бы его не узнавая. — А вы какого черта лезете? Может, хотите ответить вместо него?
— Хочет молодой кочет, — ответил на это метатель ножей. — А взрослый петух как решит, так и вскочит.
С этими словами он достал из кармана брюк вороненый «маузер» и брякнул его на край сцены. Белаш обвел взглядом притихшую публику, снова посмотрел на метателя ножей и осклабился.
— Фигурно выражаетесь, господин артист. Что ж, ваши уши не хуже, чем у этого щенка. Я с удовольствием их вам отстрелю.
Белаш выхватил из кобуры «кольт» и наставил его на метателя ножей.
— Это что же, хлопцы, дуэль? — оживилась публика.
— Делаем ставки! — послышались голоса. — Ставлю «маузер» на Белаша!
— Отвечаю персидским кисетом!
— Серебряные часы на Белаша!
— Латунные шпоры! Шапку! Золотую цепку! — перебивая друг друга, возбужденно загалдели мужчины.
Белаш приблизил свое пухлое, красное лицо к черноусой физиономии метателя ножей и поинтересовался с холодной и колючей уверенностью в голосе:
— Со скольких шагов предпочитаете драться, господин идальго?
Черноусый небрежно подвигал подбородком — влево и вправо — махнул рукой, обозначая расстояние от двери до стойки.
— Господа, господа! — заволновался хозяин шинка. — Прошу вас, успокойтесь! У меня приличное заведение! Хотите убивать друг друга — воля ваша, но, ради бога, делайте это на улице!
Белаш даже не посмотрел в его сторону, лишь брезгливо поморщился и бросил через плечо:
— Пшел прочь, вахлак! Я продырявлю этого наглеца
Артист небрежно пожал плечами и зевнул.
— Прекрасно! — сказал Белаш. — В таком случае — на позицию!
Хозяин прижал ладони к груди и жалобно проблеял:
— Господа, умоляю вас, цельтесь поточнее! Ванька, — повернулся он к половому, — убери бутыли с полок! И крепче держи, свинья! Уронишь — башку откручу!
— Ну что, господин идальго, — сказал Белаш, — готовы?
Вместо ответа артист снова зевнул. Публика притихла. Из-за ближайшего столика вскочил казак и крикнул:
— Стреляться будете по моей команде! По шестому шагу от барьера! Приготовьтесь!
Белаш и артист повернулись друг к другу спинами.
— Пошли! Один… Два… — считал шаги казак.
Дуэлянты двинулись к противоположным стенам шинка. Но выстрелить им было не суждено. На третьем шаге дверь шинка распахнулась и через порог, озирая задымленную залу гневным взглядом, переступил невысокий человек в кителе.
— Прекратить! — властно крикнул он. — Немедленно!
— Батько! — выдохнуло несколько глоток.
Вошедший был щуплым человеком с длинной гривой черных волос и бледным, нервным лицом. На переносице его поблескивали кругляшки очков в серебряной оправе.
Он остановился перед черноусым и, бегло осмотрев его, спросил:
— Кто таков?
Артист, в свою очередь, смерил атамана спокойным взглядом и ничего не ответил.
— Это идальго, циркач, — с готовностью объяснил Белаш. — Ножи в деревяшку кидает.
Атаман бросил на Белаша недобрый взгляд, затем прищурил на метателя ножей сухие, блестящие глаза и уточнил:
— Артист?
— Так точно, батько, артист, — снова пояснил Белаш.
Уголки губ вошедшего слегка дернулись.
— Почему молчит? Немой?
— Да нет, батько, наоборот, — шибко разговорчивый. Сеял смуту. Контрреволюционер!
— Господин военный, — быстро заговорил, выдвинувшись вперед, юноша в фуражке, — этот человек…
— Молчать! — жестко приказал атаман. Снова повернулся к красномордому Белашу и спросил: — Мальчишка с ним?
— Так точно, батько, с ним.
— Обоих в сарай, — быстро распорядился атаман. — Если действительно сеяли смуту — на рассвете расстреляем.
— Верно, батько, — одобрительно вякнул Белаш. — К стенке их, и делу конец!
Атаман вперил в Белаша острые и цепкие, как рыболовные крючки, глаза, и тот осекся.
— С тобой мы позже разберемся, — сухо проговорил он.
— Батько, я…
Атаман его больше не слушал, он взял с ближайшего стола бутыль с горилкой и вышел из шинка.