Фрейлина

Дрейк Шеннон

— Я пришла попросить прощения и дать объяснение, — возмущенно ответила она.

— И никто не сказал вам, что сейчас ко мне нельзя входить? — осведомился Рован.

Щеки Гвинет покраснели.

— Мало того что вам хватило глупости уйти из усадьбы и явиться сюда в такой одежде, вы еще и не стали искать нормальный вход, верно? — спросил он.

Она помолчала, не решаясь ответить, потом пожала плечами:

— Я боялась, что вы не захотите видеть меня, и вошла через кухню. Я принесла полотенца.

И она указала рукой на сундук возле входа.

Рован сердито нахмурился. Горячая ванна расслабила его. Но теперь совсем другое тепло

обожгло его тело, и каждый его мускул снова напрягся.

— Прекрасно. Вы принесли полотенца. Это, конечно, хорошее извинение за то, что вы рискнули четырьмя жизнями. Не могли бы вы теперь уйти?

Она долго смотрела на него, и множество чувств быстро промелькнули в ее глазах. Потом она повернулась, чтобы уйти.

Рован не знал, что делать. А может быть, он вообще в ту минуту не размышлял?

Он выпрыгнул из ванны, схватил Гвинет раньше, чем она дошла до двери, и повернул девушку к себе лицом.

Ее глаза снова встретились с его глазами, и на мгновение — всего на одно мгновение — вся ее дерзость и весь ее гнев исчезли. Ее душа обнажилась, как его тело. И в этих глазах стали видны утрата, мольба и напоминание о времени, которое они провели вместе.

В них было и еще что-то…

Признание без слов, что их всегда связывало что-то большее, чем борьба друг с другом. Признание, что он был не прав, когда упрекал ее за то, что она такая, какая есть, а она была не права, упрекая его за честность.

Рован открыл рот, желая что-то сказать. Но не сказал ничего. Вместо этого он прижал Гвинет к своему мокрому обнаженному телу и долго смотрел ей в глаза, потом поцеловал ее в губы. Он не намерен был так поступать, даже боролся против этого — кажется, целую вечность. Потом вдруг почувствовал, как ее пальцы скользят по влажной коже его груди, изгибаются, двигаясь по плечам, осторожно забираются в его мокрые волосы и притягивают его ближе к ней.

Ее губы возвратили ему поцелуй с той же медленно закипающей страстью, которая была в его собственном поцелуе. А потом страсть вырвалась наружу. Гвинет была нежной. Она пахла мятой, любовной жаждой и желанием больше узнать о нем. Он, дрожа, сжимал ее в объятиях и чувствовал под бархатом тепло ее тела, красоту форм и то, как оно сливается с его телом в одно целое. Сегодня он не пил. Не было никакого оправдания тому хмельному безумию, которое вдруг охватило все его существо, разум и душу.

Рован крепче прижал Гвинет к себе и повел к массивной кровати. Он не положил ее нежно на постель, а тяжело повалился вместе с ней. Ее пальцы доверчиво начали ласкать его тело. Он оторвал губы от ее губ и снова посмотрел ей в глаза. В ее взгляде не было ни протеста, ни объяснения. Гвинет шевельнулась, высекая искру из его тела, и он поцеловал ее снова. Его быстро охватила нестерпимая жажда снова и снова пробовать на вкус этот сладостный рот, ее губы открылись навстречу мужской ласке и язык нежно столкнулся с его языком.

Бархатное платье распахнулось. Он нащупал ее горло и, проведя рукой по тонкой льняной сорочке, отыскал груди. Она потянулась к нему. Ее пальцы напряглись в его волосах. Ее тело стало изгибаться, и эти движения поддерживали горение сумасшедшего огня, который пылал в нем. Он почувствовал прикосновение ее губ к своим плечам, инстинктивные движения ее языка и все сильнее прижимался к ней, касаясь губами, влажными и обжигающими одновременно, пока не захотел большего.

Он поднялся на ноги и снял с нее платье и льняную сорочку. Он снова посмотрел

ей в глаза. Они были загадочными, как полумрак этой комнаты. Потом он снова лег и прижал ее к себе — тело к телу. Он снова начал ласкать ее пламенем своих губ, гладить ладонями ее шелковистую плоть, наслаждаясь ощущением тепла и жизненной силы ее тела. Ему пришло на ум, что они оба могут быть прокляты за это. Она — фрейлина королевы, а он поклялся защищать ее. Но проклятие было не слишком большой ценой за эту минуту, когда мир казался правильным, а его душа, много лет остававшаяся пустой, снова была полна. Он чувствовал себя так, словно нашел суть своей жизни, ее основу, которой не хватало, и теперь словно парил над облаками.

Она жадно глотнула ртом воздух и изогнулась от прикосновения Рована. Ее пальцы и губы ласкали его тело, и он забыл обо всем, кроме ее запаха, легкого прикосновения рук, изысканных мучительных прикосновений языка. Она двигалась всем своим телом по его телу, ее волосы скользили по его коже, как шелковые нити, возбуждая и волнуя. Он знал, что она хрупкая и он должен быть осторожным. И все же, пока они ласкали друг друга губами и прикосновениями, в нем нарастала, как волна, ликующая страсть. С каждой минутой нежности росли его сила и пыл. Она лежала под ним, а он скользил по ней, находя губами каждый дюйм ее тела. Он нежно ласкал ее груди и, когда у нее стали вырываться короткие вздохи, спустился ниже и стал ласкать ее талию и живот. Потом удобнее вытянулся на ней, и его руки заскользили от щиколоток к внутренней стороне бедра.

А потом — к средоточию ее женской сути.

Она обхватила руками его спину, опустила пальцы в глубину его волос. Он почувствовал, как кончики этих пальцев скользят по его спине, не лаская, а лихорадочно, настойчиво цепляясь. Почувствовал испуганный рывок и движение, услышал шумное, прерывистое дыхание. Она на мгновение замерла, а потом вскрикнула.

Он приподнялся над ней, снова завладев ее губами, и плавно вошел в ее тело — медленно и очень осторожно, хотя по его венам словно струилось пламя.

Она больше не кричала и плотно прижималась к нему, когда он, стараясь смягчить рывок и скольжение своих бедер, уверенно вводил ее в тот ритм, который задал. Когда он почувствовал, что она поворачивается и вздрагивает под ним, он дал полную волю силе, которую до сих пор сдерживал. Ее руки крепко обвились вокруг него, она словно хотела перелить себя в его тело.

А потом она начала двигаться…

Она двигалась так, что волны абсолютного безумного наслаждения проносились по его рукам, ногам, мужскому достоинству. Больше не было ни времени, ни огня, ни теней. В мире были только полная тьма и абсолютный слепящий свет. Она больше не была хрупкой, она мчалась в вихре любовной лихорадки — скользила по нему, гладила все его тело с головы до ног, принимала в себя его мужское естество.

Он силой задерживал свой взрыв наслаждения, желая, чтобы первой испытала его она. И когда он уже думал, что сейчас умрет, не выдержав огня, который сжигал его изнутри, она затрепетала, напряглась, потом обмякла. Он тоже позволил себе задрожать и дал этому огню вспыхнуть и взорваться. Пламя снова и снова пробегало по его телу, а она даже теперь обнимала его, была одним целым с ним, трепетала, крепко держалась за него…

Прошло много времени, прежде чем он повернулся и лег на бок рядом с ней. Теперь ее глаза были закрыты, но она быстро нашла место рядом с его плечом и положила голову ему на грудь.