Фронт без линии фронта
Шрифт:
это угадывается по тому, как человек держит в руках книгу...
* * *
– - Хороший агитатор, умный социолог и очень мужественный товарищ, --
отозвался о Рихарде старый немецкий коммунист.
* * *
– - Зорге? Специалист по Японии? Читал его статьи. Знаю его отличные
репортажи о японо-китайской войне, -- заметил журналист-международник.
* * *
– - Для нас он был Ика. Ну да, уменьшительное от Рихард,-- пояснила
москвичка Вера Иосифовна
– - Мы вместе встречали Новый год. Потом
он куда-то уехал. Это правда, что он казнен в Японии?
Так отвечали нам еще совсем недавно. И приходилось объяснять, почему
нас интересует именно этот человек. Мы делились с каждым тем, что успели
узнать у предыдущего. Мы рассказывали о подвиге коммуниста. И всякий, кто
узнавал о жизни Рихарда Зорге, становился нашим союзником.
Постепенно образ вырисовывался полнее, жизненнее и вступал в явное
противоречие со многим из того, что мы уже успели прочесть о Рихарде Зорге в
зарубежных источниках. Каждый из его буржуазных биографов пытался по-своему
решить "загадку" Зорге, и каждый не мог преодолеть штампов и шаблонов,
ставших для зарубежных произведений о разведчиках традиционными.
"Разведчик-философ", "разведчик-фанатик", "разведчик-идеалист"-- все эти
определения стали уже принадлежностью определенного сорта литературы. Но
главная сущность личности Зорге, источники его мужества при этом
ускользали... Сказать о нем "разведчик" -- значит почти ничего не сказать.
Писать только о его удачливости, отваге, преданности долгу -- значит
объяснить очень мало. Его буржуазным биографам не дано было раскрыть
человека Рихарда Зорге.
Все эти соображения и определили круг наших поисков, ограничив его
преимущественно Москвой. Говорить о том, чего мы не знаем, не хотелось.
Между тем Москва давала большие возможности для сбора совершенно нового
материала. Ведь это город, которому, где бы ни находился Зорге, была
посвящена его работа, город, откуда он ждал приветов и указаний, куда мечтал
вернуться...
Здесь живут люди, хорошо знавшие его. Здесь хранятся документы,
наиболее точно и полно удостоверяющие его личность. Здесь, наконец, мы
увидели его письма и донесения из Японии. Собрать эти материалы, подготовить
их к печати, прокомментировать --сама по себе благодарная для журналиста
задача. Ею и руководствовались авторы настоящего очерка. В нем читатель не
найдет ни захватывающих дух приключений, ни мелодраматических страстей, ни
баронесс и других очаровательных особ из свиты блестящего разведчика, но,
может быть, нам удастся ответить на вопрос: "Кто вы,
Так кто же такой Рихард Зорге? Почему сейчас, через двадцать лет после
гибели, его имя не сходит с печатных страниц? Чем притягательна эта
личность?
Есть человеческие судьбы, наиболее полно отразившие свое время. Такой
была судьба Рихарда Зорге, потому что в ней слились воедино и героика, и
трагизм многотрудной революционной эпохи, потому что в этой судьбе мы
находим ответы на многие вопросы, волнующие людей и сегодня. Биография
Зорге--биография сына своего времени. Человек неотделим от эпохи. Творя ее,
он сам создается ею. Из способностей она формирует ум, из темперамента --
характер. Так возникает личность.
Предоставим слово Зорге и его эпохе.
Зорге, внук Зорге
Сохранилось немало его фотографий. Но друзья утверждают, что ни на
одном из снимков Рихард не похож по-настоящему на того человека, которого
они знали.
...В ту зиму они собирались на Нижне-Кисловском у Кати Максимовой. Вина
не пили, тогда это было не принято, пили чай с желтым сахаром, пели песни,
спорили о спектаклях Мейерхольда и Станиславского, о театре "Семперанте", о
Бетховене и Скрябине, о живописи.
Один из гостей, широкоплечий парень в синем свитере, больше молчал,
улыбался. Никто не удивлялся его молчаливости: он немец, хозяйка комнаты
давала ему уроки русского языка. В те годы в Москве было много иностранных
коммунистов, все сочувствовали их борьбе, и никто не расспрашивал о деталях.
Здесь, на Кисловском, Рихард был своим среди своих. Потому и по сей день
друзья сохранили в памяти спокойное, доброе, открытое выражение его лица,
выражение, не схваченное фотообъективом.
Он был несколько старше всех остальных. Четыре года назад он переехал в
Советский Союз из Германии. Четыре года назад его приняли в ВКП(б), а до
этого-- целая жизнь...
Своим московским друзьям Рихард как-то шутливо заметил:
– - Вообще-то я могу вполне считать себя азербайджанцем. Только вот беда
– - ни слова по-азербайджански не знаю...
Да, он действительно родился в Азербайджане, в селении Аджикенд, в
семье инженера нефтяной компании. Рядом с селом раскинулось высокогорное
озеро с поэтическим названием Гек-Гель. К нему ведет крутая, петляющая среди
скал и зеленых пастбищ дорога. Бурная, в клочьях седой пены речушка.
Виноград, обвивающий голые камни, заросли кизила и жимолости.
Позже, в токийской тюрьме Сугамо, Рихард будет писать: "Мое детство