Фронтир

Корнеев Роман Александрович

Ответ был слабым, с ним теперь едва могла говорить лишь та малая толика гигантских ку-тронных сетей корабля-прим, что его Эхо сумело выцарапать из лап врага. Ну, что ж, от церебра многое и не требовалось.

Пора.

Избранный сделал ход.

Пронзительный вопль пространства ударил по ушам, вбирая в себе дрожь материи и цунами силовых полей. Схватка, что разом ударила в пространство огненным ливнем, теперь стала для него лишь малой частью мира, требовавшего переварить всего себя в домне его сознания. Нечто вновь стало рядом с тремя витязями. Нечто неведомое, чего не понять человеку, да и не сможет человек пережить те мириады оттенков чувств, что стегали сейчас по его обнажённому «я». И тогда белый витязь в латах из света, чёрный витязь в латах из гнева и эхо витязя в латах из пустоты слились

в одно целое, погружаясь в неведомое.

Хочешь править — перестань служить.

Хочешь познать — отринь в себе человечность.

Хочешь одолеть — забудь о победе.

Трое — одно.

Холод, отрешённость и безграничная мощь сознания.

Именем Совета — открыть шлюзы.

Целое пело Песню глубин.

Сотни тел, сотни глаз, тысячи килотонн, тераватты мощности стали единым целым.

И кулак ударил.

Глава III. Выход. Часть 5

Ковальский пришёл в себя с ощущением, что Дух уходил. Впервые казалось, что мудрое и могучее существо испытывает настоящий, неподдельный страх и потому старается устраниться, не показать слабости. «Да, даже ты не ожидал подобного. Рука Света, тебе открыта сама душа пространства, вот только — ад познания страшен даже таким, как ты». Нечто сокровенное уходило, утекало сквозь пальцы под тихий ропот Эха, что так любило задавать вопросы, под треск разрядов в пустом эфире, под отзвуки зова, что шёл откуда-то из потаённых глубин пространства, из того далёка, где таилась до поры всесущая Вечность.

Не сейчас, но позже, Её настанет пора вернуться.

«Эмпириал», отзовись!»

Не может он пока. Церебр рано или поздно справится, его фаги очистят сети за пару часов. Железяка выпотрошит блоки памяти, с корнем вырывая куски собственного сознания, не жалея о том, что раз за разом сам растворяется, уходит во мрак небытия. Он — справится, это цель его существования. Рэдэрику же Ковальскому теперь лишь необходимо дотянуть штурмовик до причального гнезда.

Космос перестал отныне звучать былой колеблющейся в пустоте высокой нотой потоков элементарных частиц и сгустков полей. Он стал истинным воплощением хаоса — обломки беспросветно-чёрной и прозрачно-голубой брони беспрестанно сшибались вокруг, тут же разлетаясь в снопах искр, пока разноцветные пузыри полей, ещё не окончательно скоагулировавших вокруг сожжённых генераторов, бледными призраками носились посреди поля битвы. Ковальский попытался вспомнить, скольким же из последовавших за ним людей удалось выжить, но у него не было на это сил.

«Эмпириал», отзовись!»

Не поддаваться панике. Вернуть контроль за собственным смертельно уставшим телом. Обернуться.

Кабина штурмовика ничуть не изменилась. У техники есть одно немаловажное достоинство — она, как правило, держится до конца. Смерть — так сразу, жизнь — так навечно. Пела панель контроля, медленно проворачивались концентрическими гемисферами навигационные построения на эрвэ-экранах, сенсоры под усердно отрабатывающей дубль-команды правой ладонью всё такие же — теплые и рифлёные. Одно не так — ни единого всплеска сознания под сфероидным куполом рубки. Мальчишки — живы, но без сознания, им особенно досталось, когда внешний фидер штурмовика отказал, не в силах справиться с возросшей на два порядка нагрузкой.

«Ничего. Лазарет, подпитка истощённых нейронов, адсорбция наведённых биополей, санация выгоревшей следовой начинки, пересадка нескольких сегментов внешней памяти… медицина лечит всё, кроме смерти, а уж этого мы не допустим».

Девушка-пилот выглядит гораздо хуже — синяя кожа, ввалившиеся глаза над едва колышущейся маской искусственной вентиляции лёгких. Трепещущий у обнажённой левой груди аппарат стимуляции биотоков — у неё трижды останавливалось сердце, но ни на единый миг не прекратилось движение «Эмпириала». Будь у него хоть пара секунд, возможность хоть немного ослабить контроль над крылом — он хотя бы попытался остановить кровь, что струилась у неё из раны у виска. Кажется, это она сама себя, конвульсии, к счастью, хотя бы бортовые инерционные гасители выдержали бой с честью, если бы и они пошли вразнос, их бы тут всех в кровавый фарш перемололо.

Когда только Ковальский

сумел выкроить мгновение и всё-таки погасить её треклятые имплантаты.

Пилот в тот момент начала судорожно дёргаться, заваливаясь набок… атака добралась и до неё.

«Эмпириал», отзовись!»

Это было плохо. Паралич нижней половины тела, подробности базовая диагностика выдать не могла. Полгода в треклятом «саркофаге». Хотя, может, и обойдётся, Элементалы лучше других подготовлены к такого рода нервным перегрузкам, многократное резервирование, выжечь им моторные тракты не так-то просто.

Ковальский поёжился. Было неудобно сидеть вот так, рядом с её воплощённой беззащитностью. Он не смог справиться с собой. Там, в азарте боя за живучесть корабля-прим, он стал, как… как другие Вечные. Использовал всех, кого мог, до кого дотянулся, не считаясь с ценой. Ковальский с трудом поднялся, перебираясь от неё подальше, на другую половину тесной кабины. Эта маленькая девичья грудь, розовый сосок, выглядывающий из прорехи в разорванном до пояса лётном костюме… он не мог это всё видеть.

«Эмпириал», отзовись!»

И тут всё-таки случилось чудо.

«Эмпириал» слушает… полноценный контакт не возможен, у нас временные трудности с вычислительными мощностями. Флот поддержки преследует остатки сил врага. Экипаж на боевом дежурстве.

Звонок сработавшего причального замка вывел Ковальского из транса.

Девушка что-то невнятно пробормотала, не открывая глаз, запекшиеся губы шевельнулись и замерли. Пусть так и остаётся.

Последнее покачивающее движение их скорлупки, и Ковальский осторожно поднялся. Тело юного пилота было лёгким, почти невесомым. Он осторожно подхватил её под колени и направился к выходу в шлюз. Уже внутри пассажирского дока их ждали. Четверо Элементалов. Их глаза выражали что-то… что-то непонятное. Кажется, он временно разучился их понимать. Ничего, так уже бывало. На этот раз, он знает, Кандидату понадобится для реинкарнации куда меньше времени. Часы, спасибо, что не минуты.

Ковальский успел заметить, что у двоих из них тоже сочилась кровь из разбитых бровей и скул, сочилась, никак не желая сворачиваться, так что их лётная форма, не спеша, покрывалась бурыми потёками. В остальном же они выглядели достаточно неплохо. Значит, с ней тоже ничего не должно…

Во всё том же молчании пилоты удалились, забрав избитое тело с собой.

Ковальский же вернулся в кабину.

Нужно вытащить ребят из подвески пилотажного ложемента.

Спасательный флот Совета приближался к едва различимому на фоне облака миллионов беспрестанно сталкивающихся осколков «Эмпириалу». Восемь белоснежных лайнеров класса «Терран Соол», не теряя строя, погасили скорость и вышли на дистанцию касания с грациозной небрежностью, достойной зависти любого, кто хоть раз имел дело с пилотированием космических судов подобного тоннажа. На палубах внешнего обзора уже можно было беспрепятственно удостовериться в их принадлежности по гладким, сюрреалистически прекрасным обводам кораблей. Это был отчет человечества архаичной красоты обводам дарёных «Лебедей». Космос разом расцвёл россыпью огней, стремительно заполнившей поля сканеров. Ремонтные шлюпки принялись за работу. Флот Совета действовал, не теряя ни секунды, с чёткостью автомата и решительностью уверенного в своих талантах виртуоза.

Стоит ли задумываться, почему этой встрече было суждено осуществиться именно здесь. Вокруг царит разумный хаос живых огней, они терпеливо лечат, восстанавливают то, что ты так добросовестно порушил. Был ли правилен твой выбор, не стоило ли просто подождать настоящих Избранных, а не пытаться исправить то, что не ты испортил? Не гробить жизни, не пускать вразнос технику, а просто подождать?

До чего же странно, этим океаном движения, кружащимся в загадочном танце, движет воля всего трёх… человек? Или всё-таки нет? Ты не можешь сосредоточиться, перед твоим мысленным взором попеременно вспыхивают образы… море огней, кружащееся почти в таком же, но смертельном танце, когда сотни и тысячи тёплых точек мерцают и гаснут одна за другой… когда льётся во все стороны Песня, от которой содрогаются самые глубины пространства.