Фронтовик. Убить «оборотня»
Шрифт:
Он перевел дыхание, вытянул вперед правую руку с револьвером и для устойчивости подложил под нее левую. Прицелился, плавно нажал на спуск. Ба-бах!
Федька обернулся и погрозил ему кулаком. Куда же пуля ушла? Недолет или перелет?
Андрей поймал в прицел спину беглеца, немного задрал мушку, выстрелил еще раз и с удовлетворением увидел, как Федька споткнулся, потом схватился за руку и выронил саквояж. Куда-то он все же попал – в плечо или предплечье. Это не суть важно, хорошо уже то, что вообще попал. Дистанция для стрельбы из «нагана»
Андрей поднялся и побежал снова. Если Федька ранен, есть шанс его захватить. Рана – она ведь деморализует, заставляет отвлекаться. А с кровью будут уходить силы.
Федька поднял другой рукой саквояж и побежал к лесу. Он не хуже Андрея понимал, что если успеет домчаться до леса, то его шансы уйти от преследования резко повысятся. Раненый, с грузом, он мчался резво, и, пожалуй, не медленнее, чем до ранения.
Андрей добежал до места, где им был ранен Федька и где уронил саквояж. Увидел пятна крови, и довольно обильные. Значит, пуля не по касательной прошла, а через плоть, задев сосуд.
С неизвестно откуда взявшимися силами Андрей помчался за Федором.
Вор стал выдыхаться, терять силы. Вот между ними уже метров сто, не больше. Но и до леса рукой подать.
Андрей снова упал на землю, взвел курок. Ствол ходил ходуном, мушка плясала перед глазами и никак не могла лечь на спину вора.
Все-таки Андрей набрал воздуха в легкие, замер на секунду и выстрелил.
Федор упал сразу.
Андрей вскочил и помчался к вору. Остановился метрах в десяти – предосторожность не лишняя. В разведке он с такой дистанции ножом попадал человеку в плечо. Уголовники в лагерях тоже тренируются в метании острых предметов – ножей, заточек, топоров. Опытный оперативник рассказывал, что как-то один зэк в лагере на лесоповале на спор с двадцати шагов разрубил пачку «Беломора», метнув топор.
– Встань, сними пиджак и подними руки.
– Не могу, ты меня в ногу ранил. Лучше бы я тебе в башку попал, – в сердцах бросил вор. – А теперь перевязывай, ты обязан.
– Ах ты сволочь! Ты в тылу отсиживался, когда другие кровь на фронте проливали, в лагере жрал и пил, небось – прихода немцев ждал. Не сдохнешь!
Федор решил сменить тактику:
– Слышь, мусор! Давай разойдемся мирно? Признаю, твоя взяла. Ты забираешь саквояж и уходишь. Там шестьсот тысяч, тебе надолго хватит.
Ну да, хватит! Все купюры переписаны, схватят сразу. Да и не хотел Андрей бандитских денег – не так он воспитан. А Федька всех по себе меряет.
– А зачем мне тебя отпускать? Ты же все равно работать честно не будешь.
– Не буду, – подтвердил Федька.
– Значит, я тебя сейчас шлепну, а саквояж заберу. Тебя в живых оставлять нельзя, ты все равно попадешься, и про саквояж и про меня расскажешь.
– Зуб даю – молчать буду!
– А все-таки, Федор, не приходил тебе такой расклад в голову? Или ты на зоне совсем мозги потерял?
Федька, державшийся до этого с наглым видом, вдруг растерялся. Милиционер и в самом деле мог поступить так.
– А
– А что закон? Разве ты сам по закону жил? Теперь же, как приперло, про закон вспомнил!
Федька привстал:
– А что мне твое государство дало? Срок и баланду! Родители мои всю жизнь горбатились, а в тридцать первом их, как кулаков, – в Сибирь! Это по закону? А голытьбу в колхоз!
– Не разжалобишь, можешь не гнусавить! В войну народ и в тылу горбатился, чтобы фронт обеспечить. Зэки из лагерей на войну просились. Да в штрафные батальоны попадали, но через месяц уже в обычных частях были. А ты выжидал, чья возьмет!
– Задурили тебе мозги, мусор! Ты в лагерях не был, и сколько там народу сидит, не знаешь. Тьма! За три сорванных колоска, за опоздание на работу.
– Дисциплина должна быть. Но ты ведь не за нарушение ее сидел, а за воровство. И приметь, не трудовые деньги у работяги из кармана вытащил – из сейфов деньги похищал, вот такими же баулами. Работяг обокрал, гнида! – Андрей взвел курок.
Федька оттолкнул от себя саквояж:
– Забери все и уходи. Не хочу больше в лагерь!
– Ну да, отпущу я тебя, а ты снова воровать будешь? Ты же по-другому жить не умеешь!
И такая злость на Андрея накатила, что он вскинул револьвер и выстрелил Федьке в голову. Даже если бы он его привел – на себе притащил бы в милицию, что это изменило бы? Ну дадут ему еще один срок, отсидит он его, выйдет – и снова за свое? Так пусть лучше сдохнет – воздух чище будет.
Андрей обыскал убитого и в кармане пиджака нашел паспорт на имя Кудрявцева – явно поддельный, и пятьсот рублей мелкими мятыми купюрами. За голенищем сапога нашлась заточка. Повезло, что Федька в правую руку ранен был, иначе попытался бы применить ее. А вот теперь мертвый валяется.
Андрей открыл саквояж: пачки денег в банковской упаковке, новенькие. Накатила усталость, и Андрей уселся на землю. Где он? Поезд до Коломны не дошел, стало быть – Подмосковье. Но где ближайшая деревня? Надо искать телефон, сообщить о происшедшем.
Андрей тяжело поднялся, взял в левую руку саквояж.
Издалека донесся гудок паровоза. Надо идти туда. Вдоль путей всегда стоят будки обходчиков, путейских рабочих.
Начало смеркаться. До полной темноты он успел выйти к железной дороге, повернул влево. Идти по шпалам неудобно: через одну – шага не хватает, по каждой наступать – семенить приходится.
Через полчаса он добрался до деревянной будочки, в окне которой светился огонек. Андрей постучал в дверь.
– Кого принесло?
– Милиция, откройте.
Щелкнул запор, и выглянул железнодорожник – в черной тужурке и фуражке.
– Мне срочно нужен телефон, – заявил Андрей.
– Так у меня только железнодорожный, в город не дозвонитесь.
– Звоните, и желательно диспетчеру или кому-нибудь старшему.
Обходчик снял трубку телефона, висевшего на стене, и стал крутить ручку. На другом конце ответили.