Фронтовой дневник эсэсовца. «Мертвая голова» в бою

Крафт Герберт

предстоящее убийство всех пленных во исполнение на­спех вынесенного приговора! Все ли они были винова­ты? Я не знаю ни одного пленного, которого бы помило­вали. Были ли это пули «дум-дум», или другие, неиз­вестные нам боеприпасы, не включенные в конвенцию? Могло ли неожиданное открытие огня английским пуле­метом в момент общей сдачи в плен быть вызванным отсутствием управления и нервозностью? Десять уби­тых британцев и немногим больше у нас в результате недостаточной договоренности? Пытался ли я постро­ить «золотые мосты»?

Через день, когда мы с боями пробивались на запад, майор Ридерер из штаба 89-й армии обнаружил лежа­щих кучей расстрелянных невооруженных английских солдат. Его рапорт был немедленно направлен в штаб 16-го армейского корпуса. Не знаю, как часто со сторо­ны противника

жесточайшее преступление представля­лось под само собой разумеющейся оценкой «случай в ходе боевых действий».

28 мая 1940 года. Медленно отступавшие британцы засели в Эстере и ожесточенно оборонялись. Под гра­дом английских пулеметных очередей расчеты выкати­ли вперед свои легкие противотанковые пушки и почти без прикрытия начали борьбу со стрелками на церков­ной колокольне и крышах домов. Дома загорелись, ав­томобили взрывались от попаданий из наших орудий. Фонарные столбы с проводами падали на проезжую часть и блокировали ее.

Густой дым затянул город, когда поступил приказ, не обращая внимания на сопротивление, под прикрытием одной противотанковой пушки, на машинах въехать в центр города. Гауптштурмфюрер Кнёхляйн махнул сво­ему водителю вездехода, чтобы тот подъехал, вспрыг­нул на левую заднюю подножку, указав мне на подножку рядом с водителем. Как у радиотелефониста, в тот мо­мент у меня не было дела, но меня можно было исполь­зовать в качестве посыльного. Мы влетели в горящий городок, подскакивая на поваленных мачтах освеще­ния, трупах солдат и лошадей. Пули били в стены и мо­стовую и со свистом отскакивали от них. Я, судорожно вцепившийся в скачущий автомобиль, представлял со­бой просто беззащитную мишень. В последний момент наш водитель заметил на улице приготовившуюся к огню английскую противотанковую пушку и резко свер­нул с улицы во двор. Едва мы свернули, как началась ду­эль между английской и немецкой пушками. Находиться между ними было малоприятно. Но вскоре вражеское орудие замолчало.

Тут же все опять вскочили в машины и помчались дальше сквозь едкий дым по плоским воронкам, остав­шимся от разрывов минометных мин. Наше внимание было приковано к крышам и окнам. Хотя стрелков мы не видели, вокруг нас постоянно били пули. Во время ко­роткой остановки Кнёхляйн, стоя на подножке, начал стрелять из пистолета в кучку испуганных женщин, пы­тавшихся укрыться в подворотне от рикошетирующих пуль.

— Это же женщины! — вырвалось у меня резко и про­тив всех предписанных дисциплинарных правил. Не­смотря на шум боя, мой начальник услышал предосте­режение. Взгляд, который он бросил на меня, был пре­исполнен злобы, стыда и раздражения оттого, что такой молодой подчиненный осмеливается делать предупре­ждения. Тогда я еще не подозревал, что из-за моего вы­крика годы спустя он уделит мне особое внимание. Том­ми стали отходить, сопротивление слабело, хотя про­тивник еще оставался в городе. В своей прежней манере мы об этом уже не заботились, помчавшись дальше от городка к городку в северном направлении.

Мы остановились на холмистой местности и сразу же протянули линии связи между ротами. В течение ночи была пара часов для отдыха, но не для сна. Артиллерия против­ника вела беспокоящий огонь из района Дюнкерка.

На следующее утро мы, перегруппировавшись, дви­нулись дальше. Вниз по извилистой дороге мы спусти­лись в долину. Далеко внизу находился город Балье. Ар­тиллерия приветствовала нас. С гулом прилетали тяже­лые «чемоданы». Они проносились у нас над головами и били туда, где только что были мы. Места для них там было много. Мы были очень рады, когда нам удавалось невредимыми миновать узкие выемки, по которым про­ходила дорога. В них мы чувствовали себя как в мыше­ловке. Одного артиллерийского или авиационного на­лета было бы достаточно, чтобы всех нас уничтожить. Авангард вел бой с медленно и упорядоченно отходив­шим прикрытием англичан. Мы проехали уже очищен­ный от англичан Балье только ночью. Город сильно по­страдал от боев, и казалось, что население совсем его покинуло. Если двери и окна остались невредимыми, то они были плотно закрыты. За их ночной чернотой не было видно ни малейшего лучика света. Из звуков мож­но было слышать только рокот наших моторов. Со мно­жеством остановок автомобильная колонна продвига­лась между разрушенными

домами и воронками от авиабомб. Когда наступило утро, мы еще не покинули узких улиц Балье. Издалека снова доносился шум боя. Там наш разведывательный батальон дрался с отходив­шим в полном порядке прикрытием англичан.

На площадях и более широких улицах города зани­мали позиции зенитные пушки. По возможности наши машины укрывались в воротах дворов. На полевых кух­нях раздавали горячий кофе и сухие пайки. Повсюду люди в сером, прихлебывающие дымящийся суррогат. Обычная суета, пока нет команды двигаться дальше.

Только на привалах мы заметили, как много товари­щей нас покинуло, некоторые навсегда. Не было прове­ренных типов с их повадками и манерами разговари­вать, с их участием в армейских буднях. Не было жизне­радостного Альберти, нашего «южного германца», который со своим неукротимым темпераментом везде вносил оживление. Еще в Лауфене у него были трудно­сти с девушками, после того как он шлялся по чужим квартирам. Под Аррасом на трофейном английском мо­тоцикле он развозил донесения через территории, за­нятые французами. Днем позже его выбил из мотоци­клетного седла пулеметчик английской броневой разве­дывательной машины. За свою бесшабашную храбрость он заплатил жизнью. В 4-й роте тоже был посыльный мотоциклист, о смелости которого тоже ходили рас­сказы. В тот раз ему удалось удрать на простреленных шинах.

Шум боя впереди смолкал. Выплывшее из утреннего тумана солнце грело наши косточки. Мы снова построи­лись в походный порядок и поехали дальше. Теперь были уже не бои, это была поездка во французскую вес­ну. Никакого противника вокруг на многие километры — только солнце, теплый воздух, который освежал наши лица, набегая навстречу. Молодые люди, молодые пес­ни — смерть теперь снова была далеко.

Под ярким солнцем лежал город Сен-Омер. Дальше, к побережью! Больше никаких остановок или задержек! В 40 километрах к северу остатки британского экспеди­ционного корпуса оставляли Францию. Его солдаты храбро и стойко дрались за эту страну, гораздо реши­тельнее, чем все остальные наши противники в той кам­пании.

На берег мы вышли между Булонью и Кале. В Одресселе, маленьком городке на самом побережье, наша рота расположилась на несколько дней. Нашей дивизии была поручена охрана побережья от устья Оти южнее Булони и Аа севернее Кале.

Однажды я решил прокатиться на лодке, хранившей­ся в «моем» доме. Ушел далеко от берега, а потом по неопытности при повороте обратно перевернулся на высокой волне. Держаться за ходившую на волне и уно­симую течением лодку было бесполезно, и мне при­шлось добираться до берега вплавь. До берега я добрался из последних сил, но все-таки выплыл! И по­лучил жестокий разнос от командира батареи противо­танковых пушек, ставшего свидетелем моих приключе­ний. На батарее посчитали меня либо сумасшедшим, либо дезертиром.

В те дни случилось еще что-то интересное. Одному товарищу, которого томми в одном из боев взяли в плен, с приключениями удалось бежать с английского берега и попасть прямо в свой полк, охранявший побережье. Он рассказывал, что британцы его постоянно опекали. Во время эвакуации из Дюнкерка французские солдаты из-за недостатка мест в лодках хотели сразу выбросить его за борт. И только после того, как англичане дали ему свою шинель и шлем, его удалось посадить на пароход. Этого товарища сразу же вызвали для доклада в Берлин.

Во время спокойных дней обороны побережья мы ухаживали и ремонтировали боевую технику и вооруже­ние. «Опель-Блиц» на хороших дорогах Франции заре­комендовал себя в качестве отличной машины для пе­ревозки личного состава. Неплохим оказалось и наше чешское стрелковое оружие.

Потери в личном составе потребовали провести ре­организацию. Среди погибших были также и водители боевых машин. Так мне представилась возможность уйти из ненавидимой мной радиотелефонной связи. Я попытался, и мне удалось! От радости я готов был об­нять целый мир. Я получил «Опель-Блиц» со стрелковым отделением «за спиной». Это была компания молодых героев, возглавляемых молодым командиром. Впервые за долгое время я снова ощутил, что значит «быть при деле». Прежде чем мы повернули на юг, у меня было не­которое время, чтобы разобраться с моей машиной. Я целые дни проводил под ней, на ней и в ней.