Фрося Коровина
Шрифт:
Наметив план действий, ребята вышли из калитки и быстрым шагом направились в Полево. По дороге они передавали друг другу птицу, и она грелась у всех по очереди. Больше всего ей понравилось за пазухой у Петухова. Во-первых, потому что от него приятно пахло коровами и козами, которых держали его родители, а во-вторых, потому что он был Петухов.
Солнце светило над Полевским районом так, что резало глаза. От него не отставали искрящиеся сугробы. Школьников окружали такие покой и красота, что трудно было понять, как в таком прекрасном мире кто-то может красть
Погоня
Через час ребята снова прошагали по гулкому деревянному мосту. Затем они миновали школьно-магазинное крыльцо и подошли к дому Жмыхова, который, как уже говорилось, жил недалеко от места учебы и именно поэтому часто опаздывал на уроки.
У невысокого деревянного забора, под старою березой, стоял трактор «Беларусь», основательно потрепанный жизнью и механизатором Жмыховым. Естественный троечник передал Курицу Фросе и прошмыгнул в калитку. Через минуту он вернулся с ключами и брелком в виде отвертки, которым действительно можно откручивать самые маленькие винтики.
— А птицу куда? — спросил Петухов. — Мы ее чего, собой попрем?
Если бы об этом спросили Курицу, то она бы ответила, что готова отправиться за пазухой у Петухова хоть на край света. Но ее мнение в данную минуту никого не интересовало.
Почесав выступающий из-под шапки участок затылка, Жмыхов снова сграбастал птицу и, несмотря на ее протестующие крики, запер в покосившемся от старости сарае. Курица всем сердцем хотела принять участие в расследовании и была уверена, что сумеет задержать одного-двух воров. Поэтому, оказавшись неожиданно взаперти, она страшно обиделась и в отместку разбила несколько пустых банок.
Тревожно прислушиваясь к звукам в сарае и вспоминая, какие там еще есть бьющиеся вещи, Жмыхов забрался в «Беларусь». Поднимаясь вслед за ним, Петухов думал о том, что в детективах это, кажется, называется «идти на дело» и что за угон трактора его портрет наверняка снимут со школьной доски почета. А Фрося беспокоилась за бабушку. Ведь Аглае Ермолаевне, нельзя волноваться, и, значит, не стоит знать, что ее жилище исчезло среди бела дня, позабыв во дворе свои печи и погреб. Оставалось надеяться, что дом все-таки вернется в Папаново раньше бабушки.
Усевшись втроем на просторное кресло, друзья с лязгом захлопнули дверь, и естественный троечник завел мотор. Фрося почувствовала, как поджилки у нее мелко затряслись.
— Надо сначала дать машине прогреться, — важно сказал Жмыхов.
Петухов нервно оглядывал улицу через окна.
— Вот сейчас тут кто-нибудь появится и прогреет нас как следует!
Но Жмыхов был совершенно спокоен. Он представлял себя командиром корабля, который отправляется в опасный, но необходимый рейс. Наконец, повинуясь движениям юного водителя, трактор тронулся с места и поехал по дороге, качаясь на колдобинах, как пароход на волнах. Естественный троечник полустоял-полусидел на краешке кресла. Ведь если бы он сел как следует, то не смог бы достать до педалей.
Миновав последние дома главной из двух Полевских улиц, «Беларусь» покатила между заснеженных
— Ты уверен, что мы правильно едем? — хмуро спросил Петухов. — Это же дорога на Кедрово! Разве нам не на Питерское шоссе?
В школе отличник привык быть на первом плане. А теперь, оказавшись на втором, чувствовал себя неуютно и пытался вернуться на привычное место. Но его целиком занял знаток тракторов и окрестных дорог Жмыхов.
— Так короче, — ответил он уверенно. — Переедем на Молочной железку, потом у Марфино через шоссе на Петрозаводск, вот тебе и Быки!
Вскоре заснеженные поля сменились заснеженным ельником. Несмотря на покрывавшие землю сугробы, он казался совсем черным. Даже страшно было представить, кто может жить в таком черном лесу. Тут Петухов обратил общее внимание на то, что им до сих пор не встретилось ни одной машины.
— А если застрянем? — добавил он. — Кто нас вытаскивать будет?
— Мы что, дураки застревать? — удивился Жмыхов. — У нас на это времени нет.
Наконец ельник кончился, и за окнами поползла деревня Кедрово. За ней, чередуясь обрывками леса и полей, последовали Ееремеево и Бовыкино. Еще через пятнадцать минут к «Беларуси» подтянулась станция Молочная, и трактор уперся в красно-белый шлагбаум.
Громкий, неприятный звон, будто от огромного железного комара, говорил о том, что переезд закрыт. Из будки у шлагбаума вышла пожилая женщина в грязноватом оранжевом жилете и вытянула в сторону железной дороги руку с оранжевой палочкой, похожей на гигантский леденец. Она словно хотела им угостить пассажиров приближающегося поезда. Вдалеке раздался гудок и стал быстро нарастать.
Фрося смотрела на женщину с «леденцом», но по-прежнему думала о доме:
«Наверное, в музее его сунут под стеклянный колпак, а сверху напишут „Руками не трогать!“. И будут поднимать стекло только раз в год, чтобы прибить к дому отвалившиеся части».
Жмыхов с интересом ждал поезда и гадал: пассажирский пройдет или «товарняк»? Петухов снова начал нервничать. Он обернулся к заднему окну и вздрогнул. Несмотря на не очень оживленное движение поселковых дорог, за трактором успела собраться небольшая очередь. И первым в ней стоял мотоцикл с коляской, верхом на котором сидел полицейский.
Он был средних лет и среднего роста. Крепко держа руль, полицейский задумчиво глядел в заднюю ось «Беларуси», будто там скрывалась какая-то большая тайна. Однако, почувствовав, что на него смотрят, мужчина поднял голову и встретился взглядом с Петуховым. Отличник снова вздрогнул и отвернулся.
В ту же секунду по переезду загремел поезд. Жмыхов не угадал — это был не пассажирский и не «товарняк», а электричка в северную столицу.
Вдруг сквозь грохот ребята услышали стук в левую дверь. Повернувшись к ней, они увидели в окне верхнюю часть полицейского. Он поднял руку и сделал указательным пальцем манящее движение. В ответ Жмыхов помотал головой и постучал себя по запястью левой руки, как бы говоря, что у них нет времени. Полицейский попробовал открыть дверь, но она была заперта изнутри.