Фрося. Часть 4
Шрифт:
После суда ушла на зону Щепка, но этот факт мало отразился в душе у Фроси, а вот прощание с новой подругой Настей было трогательное.
Хоть и короткое время они пробыли вместе, но дружба их окрепла, больше, чем в других условиях за многие года.
За гонку самогона и его распространение в целях наживы, ей влепили два года вольного поселения, но Настя сильно не огорчилась решению суда, она ожидала большего срока.
Накануне подруги всю ночь проплакали и Фрося взяла с Насти честное слово, что, как только та освободится, тут
— Настенька, у меня в жизни было очень мало подруг и мы не должны в будущем потерять друг друга.
Я пока не знаю, чем закончится моя история, но что-то мне подсказывает, что я выкручусь из этих тисков и скоро попаду домой.
Как только освободишься с поселения, тут же отыщи меня, я всё сделаю от меня зависящее, чтобы ты не связывалась больше с этим вонючим самогоном, а без него могла бы заработать себе деньги на достойное житьё-бытьё.
— Фросенька, сердечная моя подружка, я обязательно встречусь с тобой, когда выйду на волю, но чем ты сможешь мне помочь, я же забитая деревенская баба, а ты вон какая фифа городская, даже говоришь, как по писанному.
— Не смеши Настюха, ещё недавно я разговаривала ни чем не лучше тебя, а может быть, даже хуже, я ведь вовсе не русская. Вначале, когда я поселилась в Москве, рот боялась открыть.
Помню, когда работала санитаркой в больнице, так многие бабы меня поправляли, а другие откровенно смеялись.
— Фрося, милая моя, дело же совсем не в языке, просто, зачем я тебе в той жизни, ты вон мне про театры и музеи рассказываешь, а я там отроду никогда не была.
— Ничего страшного, я тоже когда-то не была, а теперь будем вместе посещать их и не только, даже в рестораны будем с тобой ходить.
Последние слова Фроси вызвали у Насти смех и сквозь него она вытирала опухшие от слёз глаза.
Только к концу октября Фросю неожиданно опять вызвали на допрос.
В знакомом кабинете на неё вновь смотрели пронизывающие глаза того же следователя:
— Гражданка Вайсвассер, вас не удивил тот факт, что больше месяца вас не вызывали на задушевные беседы со мной?
— Нет, не удивил, похоже, не о чем вам было со мной разговаривать, ничего нового на меня не накопали, да и копать у вас нечего и негде.
— Ну, почему вы, так думаете, что я обязательно должен копать, да и того, что на вас есть, потянет на срок, но дело не в этом, просто захотелось поговорить с такой умной и симпатичной женщиной.
— Гражданин майор, до сегодняшнего дня Вы что-то не больно со мной говорили, больше спрашивали, а точнее, требовали каких-то признаний в несовершённых мной мнимых преступлениях.
— Ну-ну, не будьте такой агрессивной, это моя работа такая, а с вами, похоже, всегда можно найти тему для разговора, вон и ленточку кокетливо вплели в волосы.
— Но не в этих условиях, а ленточку я вплела не для вас.
— А это почему же?
— Вы, мне глубоко не симпатичны.
Челюсть у следователя медленно опустилась,
— Гражданка Васвассер, шутки в сторону, заполним протокол и приступим к допросу.
На неё опять посыпались вопросы примерно того же содержания, что и больше месяца назад, единственное было отличие, что сейчас появились в фигурантах по её делу некоторые знакомые фамилии, похоже, дело начинало раскручиваться и не шуточно.
Страха Фрося при упоминании знакомых не испытывала, она с этими людьми в личный контакт не входила, лишь косвенное её присутствие при каких-то сделках Марка, потому что была просто любовницей при воротиле.
С этой линии она больше не сходила и ни сколько её не стеснялась.
Фрося всё отрицала, никого не помнила и никого не узнавала на фотографиях.
Только иногда говорила, что этого видела в ресторане, а того в театре, а кого-то с экрана телевизора.
Следователь краснел и бледнел от злости, но женщина вела себя раскрепощёно, будто и не было за ней никакой вины.
Перед тем, как её увели с допроса, посмотрела прямо в глаза майору и с усмешкой в голосе заметила:
— Гражданин майор, уважаемый Вячеслав Андреевич, а, что поджигателей моей дачи случайно не нашли, кто за это будет нести ответственность, я, между прочим, здесь пострадавшая сторона.
Хотя, дача была застрахована, но разве это покроет все убытки, которые я понесла от потери своей недвижимости.
У майора кровь прихлынула к лицу, губы от злости задрожали:
— Послушай ты, много на себя берёшь, я уверен, что у тебя рыльце в пуху и не в малой мере, но мне с трудом удаётся у себя удержать твою папку.
Находятся дяденьки наверху, которые давят на меня, торопят закрыть твоё дело, но я нахожу новые и новые факты против вашего спекулянтского племени и на тебя найду, помяни моё слово.
Фрося не отвела своих глаз от хищного, злого взгляда следователя и иронически усмехнулась:
— И что, от этого станешь здоровым, богатым и счастливым?
И Фрося вместе с вошедшим конвоиром вышла из кабинета.
Больше месяца ещё продолжалось следствие, но Фрося уже давно поняла, что оно зашло в тупик, кроме тех, изъятых у неё семи тысяч рублей и золотых украшений примерно на эту же сумму, на неё ничего существенного больше не было.
Следственные органы не могли доказать не законное приобретение Фросей золотых украшений, она твёрдо стояла на том, что это подарки от богатого любовника.
Кроме обнаруженной у неё крупной суммы денег, следствие могло только инкриминировать ей, косвенную вину за связь с Марком Гальперином, но трудно было доказать, что она оказывала ему содействия в незаконных махинациях.
В начале декабря Фросю последний раз вызвал к себе на допрос следователь Рощин Вячеслав Андреевич, который встретил её с не свойственным для него понурым видом: