Фрося. Часть 4
Шрифт:
На Арнаутской находится большое ателье мод, там заведующим обувной мастерской работает мой очень хороший друг Карпека Валерий Иванович.
В самое ближайшее время зайди к нему, это очень важно для тебя.
Вот и всё, моё солнышко, пора прощаться, не поминай меня лихом, ты ведь сама теперь понимаешь, иначе было нельзя.
Я целую тебя миллионы раз, милый мой Фросик, никогда не забуду голубой ленточки, которую много раз снимал с твоих пушистых волос!»
Глава 88
На
— Мамуль, опять ты из-за него страдаешь, сколько можно, он и оттуда рвёт твою душу.
— Нет, сынок, не рвёт, а лечит и думает о нашем с тобой будущем.
— Мам, хочешь почитать Анькины письма, там есть кое-что интересное.
— Нет, успею, это никуда от меня не убежит.
Лучше присядь и расскажи, почему из квартиры исчезли груша, кресло Вальдемара и твой любимый проигрыватель, а может быть и мотоцикла уже нет в гараже?
Сёмка сел на табурет напротив матери и взглянул прямо ей в глаза:
— Мам, я хотел бы этот разговор перенести на завтра, всё же у нас сегодня такой знаменательный день, но вижу, не получится.
С чего начать — с груши или Явы?
Фрося поняла, её ожидают новые потрясения.
— Начни с кресла, это, наверное, легче всего.
— Мамуль, а ведь и правда, легче всего.
Во время обыска милиционеры сломали механизм тайника и попортили во многих местах обшивку.
Я решил, пока тебя нет, от него избавиться, зачем нам этот хлам.
Мне пацаны подсказали, что есть дядька, который собирает всякую рухлядь, я ему и впихнул это кресло за четвертак. Что плохо?!
— Не знаю сынок, плохо или хорошо, но правильно сделал, иначе я бы тебе этого никогда не позволила, ведь это единственное, что у меня осталось от Вальдемара.
— Мамуль, память в голове, а здесь эта рухлядь смотрелась, как седло на корове.
— Ну-ну, так и Марк говорил, давай рассказывай о проигрывателе.
— Мам, ну, что ты спрашиваешь, разве не понимаешь, ведь всё это время, мне надо было за что-то жить.
— И посылки дорогие мне передавать.
— Ну, и посылки тоже.
— Яву тоже продал?
— Продал.
— Сынок, поверь, это сущая ерунда, справим новые, но всё же объясни, зачем тебе надо было продавать свои любимые игрушки, ведь ты получал стипендию члена сборной СССР, а это, как не крутись, четыреста рубликов…
— А тут мамочка, мы плавно переходим к пропавшей боксёрской груше.
На соревнованиях в Свердловске, они проходили, если
Не смотря ни на что, я выступал очень хорошо и уверенно дошёл до финала.
Вдруг всех потрясла весть, что первый номер в нашей весовой категории Виктор Демьяненко, который, в принципе, должен был ехать на Олимпиаду, получил на тренировке серьёзную травму и появилась вероятность, что он к тому времени не восстановится, и в случае моей победы на этих соревнованиях, я становлюсь кандидатом номер один.
— И ты проиграл?
— Лучше бы так, но я выиграл.
Но не перебивай, а послушай, что предшествовало этому.
Накануне финала ко мне в раздевалку зашёл тренер сборной, закрыл плотно дверь и так с виноватой улыбкой почти шепчет:
— Семён, ты обязан сегодня проиграть, неважно как, но в любом случае, Валерий Львов должен стать победителем.
Я естественно на дыбы, мол, почему это я должен проиграть, победит сильнейший.
А тренер тем же шёпотом и с виноватой улыбочкой:
— Сёма, так надо, так велели наверху.
Я опять в дурака играю, хотя мозги уже пробила мысль, меня не желают видеть на Олимпиаде, я про такие вещи слышал от ребят, а тут касается непосредственно меня.
Говорю тренеру, что я никогда на это не пойду, я за честный спорт, тем более этот Валерий Львов очень сильный боксёр, он и Демьяненко бил в прошлом.
Тут тренер озверел: Послушай ты, молокосос, если ты не дорожишь своей стипендией, то я дорожу своим местом!
Вот, в общем-то и вся история.
— Нет, мне кажется не вся, сынок, ты от меня что-то скрываешь. Он причины назвал, почему тебя не желают видеть в сборной, а точнее, не хотят, чтобы ты ехал на Олимпиаду?
Сёмка понурил голову.
— Мама, от тебя ничего не скроешь, я тоже спросил об этих причинах, а тренер сказал, что с такой фамилией, как у меня за границу выпускать особо не хотят.
Сейчас и так, многие артисты, учённые и писатели, попав за кордон, принимают политическое убежище и остаются там навсегда.
— Это он тебе сказал?
— Да, почти так, но я и без него об этом знал, я ведь иногда слушаю вражеские голоса.
— Ты, опять мне про эти голоса, зачем тебе это надо, умней становишься что ли?!
— Мама, ты совершенно отстала от жизни, я не знаю ни одного из моих друзей и знакомых, кто бы не слушал западные радиостанции.
— Да, ладно, чёрт с ними с этими голосами, что дальше…
— А дальше, всё просто.
Я вышел на бой по-хорошему злой и до предела мотивированный.
Вот это была битва, что называется, не на жизнь, а на смерть.